Искушение любовью - Эйлин Драйер (2015)

Помочь? Она спасала его проклятую жизнь. Черт ее побери! Пропади все пропадом! Неожиданно в памяти всплыл тот момент, когда он вошел в ванную и увидел Аннабел распластавшейся в противной красной воде. Он вспомнил сокрушающее ощущение вины и потери. Он всегда с ужасом вспоминал этот момент – обрушившийся на него тогда удар казался невыносимым.

Однако это было не так. Он пытался помочь Аннабел. Он действительно был очарован ее прелестью и слабостью, но никогда не любил ее по-настоящему, никогда не уважал как личность. У него не было повода восхищаться ее храбростью, искренностью, блестящим острым умом или самозабвенной заботой о ком-то. Он никогда не думал, что не сможет жить без Аннабел.

Чиверз встретил их у дверей и предложил сразу пройти в гостевую спальню.

– О’Рорк сейчас с моим отцом, – успел сказать Алекс, поднимаясь по лестнице.

Чиверз все понял – укладывая Фиону на кровать в бело-желтой гостевой комнате, Алекс услышал ржание выводимой из конюшни лошади.

– Да, это Томас Митчелл, – сказал он Чиверзу. – Он готов рассказать Дрейку все, что знает, о покушениях «Львов» на жизнь Фионы и Мейрид Фергусон. Он не должен после этого исчезнуть или подвергнуться судебному преследованию. Ты хорошо меня понял?

– Более чем. Кстати, вторая леди тоже здесь, чтоб вы знали.

– Мейрид в безопасности? – послышался с кровати голос Фионы.

– Как этот дом, мэм, – заверил Чиверз и вежливо прокашлялся. – С ней лорд Уайлд.

Фиона наконец улыбнулась:

– Очень хорошо. Но не говорите ей, что я здесь, пока мне не станет лучше. Она… с нее достаточно… неприятностей, которые у нас были не так давно.

Алекс вспомнил ночь, когда произошел пожар, и подвывавшую в объятиях Фионы Мейрид. Судя по спокойствию, с которым воспринимала это Фиона, такое поведение сестры не было для нее неожиданностью.

У Алекса сжалось сердце. Хотя бы теперь он знает обо всех ужасах, которые пришлось пережить Фионе? Подумав, он решил, что, наверное, нет. А если даже и узнает, все равно не сможет до конца понять. Но все равно у них не должно оставаться тайн друг от друга, пусть и самых неприятных и страшных.

– Как насчет завершения исповеди, которую ты начала на улице?

Она с трудом повернулась, посмотрела на него, сверкнув глазами, и отвела взгляд.

– Полагаю, смогу.

– Вы жили одни в ужасном месте и должны были как-то защищаться, чтобы выжить. Это наверняка была самооборона. Не думаю, что кто-то может осудить тебя за это.

Ее улыбка сделалась еще печальнее.

– Даже если я использовала наперстянку?

Алекс вдруг почувствовал удушье. Наперстянку? Она что, кого-то отравила? Мозг отказывался понимать. Несколько раз он открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывал, понимая, что готовая сорваться с языка фраза сейчас неуместна: то слишком груба, то банальна, то излишне нравоучительна. Алекс даже потряс головой, пытаясь сосредоточиться.

– Наверное, лучше отложить этот разговор до тех пор, когда тебе станет лучше, – предложил он наконец.

Она перевела на него взгляд потемневших, заполненных болью глаз и, сомкнув веки, откинулась на подушку. Алекс не понял, то ли она лишилась чувств, то ли просто не захотела продолжать разговор. Он не винил ее, поскольку и сам не хотел говорить на эту тему. Он вообще не знал, что может сказать после того, как горячая горькая волна, вызванная ее последними словами, затопила болью его грудь. Ему хотелось как можно сильнее сжать ее в объятиях, чтобы она почувствовала наконец себя огражденной от всех напастей мира. Он вдруг с ужасом понял, что не в силах что-либо сделать для нее, что не может обезопасить ее. Единственное, что он может, – это оставаться рядом, пока она сама будет бороться за свое спасение.