Любимые и покинутые - Наталья Калинина (1994)

— У меня, как вы знаете, нет никого на всем белом свете, кроме сына. Кристину я наняла по рекомендации пани Клещевски (это была бакалейщица, которая, кстати, несколько дней назад рекомендовала мне в служанки какую-то девчонку по имени Кристина). Последнее время мне что-то стало страшно одной, да и по дому я не успеваю управляться.

Сержант заглянул в столовую, они с герром фон Шульцем перекинулись несколькими фразами по-немецки, после чего сержант направился к выходу. Я к тому времени уже кое-что понимала по-немецки — способность к языкам у меня, очевидно, в крови. Так вот, герр фон Шульц отпустил сержанта на два с половиной часа.

Я не спеша накрыла на стол. В плетеной корзинке оказалась ветчина, сыр, две бутылки мозельского муската и несколько плиток молочного швейцарского шоколада. Я не верила в бескорыстие герра фон Шульца — наверняка он преследовал свою цель.

Он откупорил бутылку вина и налил нам по полному бокалу.

— Зовите меня Рихардом, — сказал он. — А я буду называть вас…

— Юстина, — сказала я. — Меня зовут Юстина.

— О, у вас, польских женщин, такие красивые звучные имена. А вот мужские я выговариваю с большим трудом — Тадеуш. Войцех. Анджей… Пейте, Юстина, только непременно до дна. За крещение святого младенца. Говорят, его мать была еврейкой. Юстина, как вы думаете, христианство придумали евреи?

— Его никто не придумывал, — возразила я. — Бог существовал всегда. Почти две тысячи лет тому назад он послал на Землю своего любимого сына, чтобы тот искупил собственными страданиями человеческие грехи. Евреи распяли Христа при попустительстве римского наместника Понтия Пилата. Бог забрал своего сына к себе, и отныне Иисус Христос живет в сердце каждого христианина.

Рихард смотрел на меня, как мне показалось, восхищенными глазами. Он вдруг улыбнулся, протянул ладонь и похлопал меня по руке.

— Ах, Юстина, я очень уважаю верующих. В них чувствуется надежность и какая-то тайная сила. Но коммунизм все-таки продумали евреи, верно?

— Не знаю, — сказала я. — Меня не интересует политика. Я только знаю, что коммунисты взрывают господние храмы и сажают в тюрьму верующих. Если это правда, я их ненавижу.

— Это правда, Юстина. Вы умная женщина. Ваш муж не дает о себе знать? — вдруг спросил Рихард и снова наполнил наши бокалы.

— Я же говорила вам, что не желаю ничего о нем слышать! — воскликнула я и, махнув рукой, случайно опрокинула бокал с вином.

— Браво! — воскликнул Рихард. — Вы истинная полька. Я слышал, они очень горды и не прощают измены. — Он поднял мой бокал и снова его наполнил. — Выпьем за прекрасных полек. За вас, Юстина!

Он осушил свой бокал до дна, взял мою руку в свою, перевернул ее ладонью кверху и поцеловал. Когда он поднял голову, я увидела, что его глаза подернулись масляной пленкой. И тут до меня дошла цель столь неожиданного визита Рихарда.

— Прошу прощения, но я должна наведаться на кухню и дать указания Кристине, — сказала я, вставая из-за стола.

Он пошел следом за мной. Анджей стоял к нам спиной и усердно тер раковину.

— Кулебяку положишь на большое блюдо с мимозой, — сказала я Анджею по-литовски. — Вынешь через пять минут. Бульон, кажется, тоже готов. Нальешь его в чашки со львами. Не забудь подать масло.

— Варварский язык, — прокомментировал Рихард. — Еще хуже русского. Ваша служанка не говорит по-польски?

— Нет, — покачала головой я. — Литовцы нас недолюбливают. Но они очень чистоплотны и исполнительны. Из полек обычно выходят никудышние служанки.

— Ну, это естественно. — Рихард рассмеялся и обнял меня за плечи. — Мне трудно представить, чтобы такая женщина, как вы, прислуживала за столом. К тому же эти литовки очень нескладные. У них у всех мужские фигуры. Сколько лет этой Кристине?

— Кажется, двадцать. Рихард, я хочу еще вина, — сказала я, пытаясь как можно скорей увести его из кухни. — Да и здесь очень жарко.