Он отвел меня в свою комнату, и мы, не снимая одежды, легли на односпальную кровать; я – сразу, он – через пару минут, неловко потоптавшись у батареи. Мы долго говорили и смеялись, а потом он взял меня за руку. До сих пор помню, как меня охватила дрожь предвкушения. Когда он поцеловал меня, за окном светало. Мы проговорили еще несколько часов. Поцелуи с его стороны становились все смелее. А потом я встала и, к его удивлению, сказала, что мне нужно идти. Это была неправда, но уйти я хотела. Хотела поскорее заскучать по нему.

В наших отношениях я только два раза сделала верный ход, и это был первый из них – еще прежде, чем я догадалась, что со мной играют. Я ушла до того, как он этого захотел, и тогда он захотел меня еще больше.

«Я не перестаю думать о тебе», – гласила вторая строчка. Наверняка стандартная, но я, прочитав ее, хлопнулась на подушку и прижала письмо к груди. Это был самый умный, веселый и влиятельный в нашем маленьком мирке парень – и он думал не о ком-нибудь, а обо мне! «Сегодня утром я увидел солнечный луч на ковре и вспомнил запах твоих волос». Как тонко, подумала я, как романтично! Позднее выяснилось, что это была строчка из его стихотворения, которое он за один семестр успел посвятить нескольким девушкам. «Мне бы хотелось снова тебя увидеть. Сегодня с полудня до шести часов я буду в библиотеке, в секции художественной литературы. Приходи, если пожелаешь».

С полудня. С полудня прошел уже целый час!

Если бы я тогда была старше, мудрее, циничнее, если бы не влюбилась по уши в его почерк и не потеряла голову, то пришла бы – но не раньше пяти. Однако все вышесказанное ко мне не относилось, поэтому я осторожно вложила письмо в свой учебник Иглтона, торопливо оделась и бросилась на поиски.

Мое появление ничуть его не удивило. Он улыбнулся, хотя улыбка вышла натянутой.

– Я получила письмо, – прошептала я, садясь рядом.

– Очевидно.

– Чем займемся? – Я была готова к романтическим безумствам.

– У меня еще час, чтобы написать сочинение, а потом в паб? – сказал он и, получив согласие, вернулся к книгам. Я тоже медленно достала из рюкзака учебники и притворилась, будто читаю, хотя не видела ни единого слова. Нужно было встать, чмокнуть его в щеку и попрощаться, но я сглупила и с этого момента оказалась в его власти, пока однажды не положила ей конец. И это был второй правильный поступок в наших отношениях.

4

Клэр

Про болезнь Альцгеймера, или «БА», как мы зовем ее в нашем маленьком клубе для избранных, я знаю давно. Меня много лет глодал червячок сомнения. Слова вдруг исчезали из памяти, обещания забывались. Я говорила себе: у тебя насыщенная жизнь, ты вышла замуж, родила дочь, продвинулась по работе – неудивительно, что голова иногда подводит. Однако в глубине души всегда хранился прощальный образ отца, постаревшего, опустошенного и совсем для меня потерянного. Я утешала себя тем, что еще молода, а болезнь могла и не достаться мне по наследству. В конце концов, с папиной сестрой, моей тетушкой Хэтти, ничего такого не случилось. Она умерла от инфаркта, но все винтики были на месте. Поэтому я убеждала себя: не нагнетай и перестань беспокоиться – и думала так долгие годы, пока в одно прекрасное утро не поняла, что больше не в силах это скрывать.

В то утро я не смогла надеть туфли, съела два завтрака и забыла, как зовут мою дочь.

Все было так: я спустилась по лестнице, держа туфли в руках, и пошла на кухню. Кэйтлин уже приехала на каникулы, усталая и похудевшая. Утомилась от вольной жизни, решила я, – да еще ее траурные наряды и макияж… Я однажды ей намекнула, что это слишком готично, а она взяла в пригоршню свои угольно-черные волосы и ответила: у меня что, есть выбор?