Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

— Тогда в чем же задержка, ради всего святого?

Шеф полиции выдохнул дым и стряхнул длинный столбик пепла в раковину.

— Как я вам тоже уже несколько раз объяснял, у меня нет выбора, сеньор. Пока я не получу официального уведомления, долг обязывает меня держать мальчика в тюрьме…

— В тюрьме! — с иронией произнес Хант. — Вы называете это зловонное преддверие ада тюрьмой?

Суньига, воплощенное спокойствие, невозмутимо курил.

Сенатор Уинслоу, осознав, что ярость берет над ним верх, сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти. Шумел кондиционер, но не настолько громко, чтобы заглушить гудение крупной бабочки, яростно скребущейся и бьющейся сначала об одно закрытое окно, а потом, совершив перелет через комнату, яростно обрушивающейся на другое.

— Послушайте, — спокойно заговорил Хант, — неужели мы не можем разумно со всем этим разобраться? У вас есть копия письма губернатора. Вот она прямо перед вами. Я уверен, что у вас есть полномочия действовать, опираясь на него. Какое еще возможное подтверждение вам требуется?

— Прошу меня простить, сеньор, но известно, что письмо можно подделать. — Прежде чем Хант успел взорваться, шеф Суньига успокоил его движением руки. — Прошу вас, сеньор, не поймите меня превратно. Я не хочу сказать, что этот документ не подлинный. И тем не менее, я провожу в этом кабинете такую политику — ничего не принимать на веру и ничего не брать у третьих лиц.

— И что же нам пока делать? — устало поинтересовался сенатор.

— Единственное, что мы можем, сеньор.

Суньига загасил сигарету в пепельнице-раковине.

— Мы будем ждать, сеньор. Как только копию письма передадут из офиса губернатора сюда, ребенок будет отпущен на попечение родителей.

— Другими словами, смягчающие обстоятельства не будут учтены?

— Смягчающие обстоятельства?

Суньига отвернулся и посмотрел на окно, где металась бабочка. Солнце сверкнуло на круглых стеклах его очков, делая их матовыми. Потом он снова обернулся к Ханту.

— Что же это за обстоятельства, сеньор?

— Возраст и умственная неполноценность ребенка.

— Мне очень жаль, сеньор. Но мы не у вас в Калифорнии. Вопреки широко распространенному мнению, мексиканцы не относятся спокойно к наркотикам. Вспомните, у мальчика обнаружили кокаин.

— А как насчет показаний под присягой трех свидетелей? — напряженно спросил Уинслоу. — Все они видели, как два подростка сунули ему пакет, когда убегали от ваших людей.

— К несчастью, этими свидетелями оказались туристы. Они уже вернулись домой.

— Иначе говоря, эти показания под присягой ничего не значат… И все потому, что свидетели иностранцы, а не мексиканцы. Это так?

Суньига пожал плечами.

— Мне это кажется дискриминацией наоборот.

— Прошу вас, сеньор. Постарайтесь понять. Я делаю все, что могу.

Хант одеревенело кивнул. Гул бьющейся о стекло бабочки стал громче и яростнее.

— Вы знаете, где меня найти, — сурово сказал он. Потом откашлявшись, добавил:

— Я буду в гостинице.

Суньига вежливо кивнул.

— Я буду держать вас в курсе, сеньор. А пока, могу ли я предложить вам воспользоваться случаем и полюбоваться нашими потрясающими видами? Говорят, что красота природы успокаивает.

Щеки Ханта покраснели от гнева. Но еще больше от провала, подумал он, сдерживая свой темперамент. Уинслоу повернулся и пошел к двери со всей военной выправкой и достоинством, которые ему удалось изобразить. Открывая дверь, он не столько увидел, сколько услышал, как бабочка рванулась обратно в другой конец комнаты.

Сенатор обернулся через плечо. Почти ленивым жестом Суньига потянулся, перехватил насекомое на лету и сжал кулак.

«Правильно, — мрачно подумал Хант. — Дай своей жертве подрыгаться, а потом раздави насмерть».

Он и впрямь не стал бы утверждать, что Суньига сначала не поиграет с насекомым, отрывая одно крыло за другим.