Хоуп играла в своей комнате с Девином. Перед тем как я уехал в больницу, я задержался, чтобы объяснить ей, что происходит.

– Почему я не могу остаться с тобой? – спросила она. Ее нижняя губа дрожала, из-за этого ответить было еще труднее.

– Милая, я очень нужен маме. И я должен быть уверен, что ты в безопасности, пока я нахожусь с ней. Твоя поездка в гости к тете и дяде – это самое лучшее решение.

– Но…

– Никаких «но». Это решено. Теперь обними меня, пока я не ушел.

– Когда я увижу тебя снова?

– Скоро, – сказал я. – Ты не успеешь даже соскучиться.

– Ты обещаешь?

– Обещаю, – осторожно произнес я. – Не успеешь оглянуться, как ты, я, мама, мы все снова будем вместе.

– Когда?

– О… через несколько дней, наверное. Может быть, через неделю.

Может быть, больше. Она, наконец, смилостивилась.

– Хорошо, неделя. И тогда я увижу маму.

Я обнял ее на прощание и долго не отпускал, стараясь сделать вид, что это будет только одна неделя.

Глава 21

Доктор Расмуссен совершал ежедневные кратковременные визиты сразу после обеда.

– Как у нас дела? – спрашивал он.

– У нас? Или у нее?

– У обоих.

Я взглянул на тело Анны и в сотый раз задался вопросом, находится ли она все еще внутри его.

– Смело можно сказать, что бывало и получше.

Он, кажется, понял это буквально.

– Повезло что-нибудь найти дома среди юридических документов?

– Нет, – солгал я. А было ли это ложью? Я стал исключительно искусно объяснять вещи так, как мне было выгодно. В этом случае, когда он спросил, «повезло» ли мне найти завещание, я ответил отрицательно. Я заранее знал, в какой коробке лежит документ. Но в этом не было ни малейшего везения.

Искаженная правда вдруг делает вас свободным!

– А, хорошо. Возможно, в следующий раз. Так или иначе, пока не принято никакого решения. И даже если нет завещания, я уверен, что если дело дойдет до принятия трудных решений, вы будете знать, что лучше для вашей жены.

– Давайте просто надеяться, что до этого не дойдет, – пробормотал я.

Позже той ночью, когда я читал Анне вслух «Настоящие любовные записки», меня прервал знакомый звук, который приближался по коридору. Шарк-шарк-тук. Постепенно он становился все громче, а потом резко прекратился.

– Можно мне войти?

Я уже повернулся лицом к двери в ожидании его прибытия.

– Что привело тебя сюда?

В одной руке дедушка держал старый футляр для гитары, а другой опирался на трость.

– Я иду на попятную. Я не хочу обратно забирать Карла.

– Я тоже.

– Не повезло. Теперь он только твой, без обременений. В любом случае я слишком стар, чтобы играть на нем, и мне было бы слишком тяжело перевозить его с собой в самолете.

Он прошаркал к свободному стулу у кровати Анны и сел.

– Ты улетаешь обратно?

– Пора. Я думал, что смогу чем-нибудь помочь, но… может быть, я ошибался. Теперь, когда Хоуп уехала, практически нет никакого смысла, чтобы я торчал здесь.

– Ну, если уж на то пошло, то я очень рад, что ты приехал. И мне жаль, что ты уезжаешь так скоро. Но… я действительно не хочу гитару.

– Крепкий орешек. Она остается.

Он прислонил ее к маленькому столику рядом со своим стулом.

– Можешь делать с ней все, что захочешь, когда я уеду. Но со мной она не поедет.

Его старая деревянная коробка лежала на том же столике. Дедушка заметил, как я украдкой взглянул на нее.

– О, а я все думал, куда делась эта штука. – Он слегка усмехнулся. – Ты принес ее из дома?

– Очень смешно.

– А как же она сюда попала? Мне кажется, ты говорил, что она тебя не интересует.

– Я сказал, что не хочу брать ее в больницу. И я ее сюда не приносил.

Я сделал паузу и посмотрел на старика, думая о том, как он должен был бы выглядеть, когда был солдатом. Улыбка на его лице смягчила мое настроение.