Финальный аккорд - Кевин Милн (2016)

Прежде чем она произнесла другое слово, руки девушки задрожали, а глаза наполнились влагой, превратив их в глубокие омуты.

– Пожалуйста… скажите мне, что вы не связаны с Хоуп Брайт.

– Я ее отец. Откуда вы знаете Хоуп?

Она закрыла рот и нос обеими руками. Слезы хлынули у нее из глаз и потекли по щекам.

– Ой… неее-т, – горестно всхлипнула девушка. Несколько секунд она изо всех сил старалась восстановить дыхание. Когда она перестала задыхаться, то опустила руки. А когда наконец прекратились всхлипывания, она собралась с силами и сказала: – Я Эшли… Эшли Мур. Я проходила педагогическую практику в классе Хоуп. Я… та самая… кто…

Я пытался сохранять спокойствие.

– Кто врезался в мою жену?

Девушка с раскаянием кивнула, и после этого наступило долгое неловкое молчание. Я не был готов к разговору с обидчиком жены, поэтому просто стоял и смотрел, ожидая, что она что-то скажет. Девушка тоже неотрывно смотрела на меня, но продолжала молчать. Наконец, я больше не смог это переносить.

– Мне надо возвращаться к жене. Вы что-то хотели?

Ее румяные щеки начали заливать слезы. Когда она кивнула, все они скатились вниз.

– Я хотела… сказать, что я… действительно сожалею о случившемся.

Эшли так сильно плакала, что я был удивлен, как она вообще смогла выдавить из себя эти слова.

– Это все?

Эшли кивнула. Ее тушь стекала с век широкими полосками. Она осторожно стерла слезы тыльной стороной ладони, пытаясь сохранить то, что осталось от макияжа. По причинам, которые я не могу объяснить, когда я услышал, как молодая женщина использовала слово «сожалею», извиняясь за тот вред, который причинила, мне это слово показалось до смешного неподходящим. Никакое количество сожалений никогда не загладит то, что она сделала с нашей семьей, и я хотел, чтобы девушка знала это.

Поэтому я откашлялся и самым милым и спокойным голосом, который сумел найти, сказал:

– Честно говоря, я не хочу это слышать. И меня не волнует, что вы знаете мою дочь. Правда, не волнует.

Я быстро добрался до своего кошелька в заднем кармане джинсов, открыл его, чтобы была видна фотография Анны, и поднял фото к лицу Эшли.

– Ты знаешь, кто это?

Я чувствовал, как у меня поднимается температура.

– Ты когда-нибудь разговаривала с ней, когда она забирала Хоуп из школы? Ты помнишь ее лицо? Ну, я могу обещать тебе, что если бы ты прямо сейчас зашла в ее палату, то ты не узнала бы ее. После того, что ты с ней сделала, даже я не узнал ее.

Лицо Эшли было белое, как полотно. Она таращила глаза на фотографию, словно видела привидение.

– Скажи мне, – сказал я, теперь с трудом скрывая злость в голосе, – что такого важного случилось, что ты не смогла подождать с отправкой злосчастного сообщения? О, мой бог, тебе писал твой лучший друг? И представляешь, из-за глупости, которую ты совершила, теперь мой лучший друг, с которым я хотел провести всю жизнь, лежит в коме в конце коридора. Почему бы тебе не написать своим дружкам и не рассказать об этом!

– Это был друг, – она запнулась. – Он прислал мне эсэмэс…

– Настолько важную, что ты не могла подождать пять минут, чтобы послать ему ответ?

После этих слов Эшли отказалась от попытки поговорить со мной. Испуганный котенок был загнан в угол ротвейлером. Эшли была готова сбежать. Одним быстрым движением она схватила сумочку с дивана, закинула ее на плечо и в слезах выбежала из комнаты. Но она не успела сделать и двух шагов вниз по коридору, когда наткнулась на кого-то еще, кто шел ей навстречу. Прозвучал громкий шлепок! После которого последовало еще одно скорбное «извините».