Финальный аккорд - Кевин Милн (2016)

– Все хорошо, юная леди, – прозвучал ответ. Мое сердце екнуло. Я знал этот голос слишком хорошо и был немного смущен при мысли, что мужчина, возможно, услышал мою маленькую тираду. Когда я обернулся, он уже стоял внутри помещения, сгорбившись от возраста и опираясь на трость, которая поддерживала его вес. Он выглядел немного меньше, чем в прошлый раз, когда я видел его, словно гравитация притянула его вниз. Он не сказал ни слова. Ему и не надо было. Я умел читать по лицу дедушки Брайта так, словно я читал книгу.

Глава 17

По тому выражению разочарования, которое я увидел на лице деда, я догадался, что он слышал конец моего разговора с Эшли Мур. Я и прежде много раз видел этот особый взгляд. Например, когда его вызвали в школу в мой первый год обучения по той причине, что я запустил тарелку, гнущуюся от картофельных шариков с кетчупом, в здоровенного старшеклассника в ответ на то, как он назвал одного из моих закадычных друзей. Или тогда, когда он поймал меня за чтением личной медицинской карты больного, которую он держал дома. Это была карта на одного параноидального шизофреника, который только и делал, что рассказывал постоянным посетителям библиотеки, что сырный завод Тилламук на самом деле был скрытым ядерным объектом.

– Не ешьте сыр с перцем, – бывало, на полном серьезе шептал этот человек, – он радиоактивный!

Дедушка ждал в дверном проеме, пока я не заговорил.

– Ты приехал, – отважился я.

Разочарование в его глазах быстро сменилось ласковой нежностью, которой он так славился среди пациентов.

– Я успел на первый рейс. Надеюсь, ты не имеешь ничего против.

Он, прихрамывая, подошел ко мне и крепко обнял одной рукой. Другая рука крепко держалась за трость. По причине сутулости его голова доходила лишь до моей груди.

– Я ожидал найти тебя в состоянии горя, а вместо этого случайно встретил тебя в приступе… что это было? Бешенство?

– Да, я немного погорячился. Это была девица, которая врезалась в Анну.

– Ах вот что, – знающим тоном сказал он, а затем добавил: – Тебе надо следить, чтобы гнев не заразил твое сердце. У тебя доброе сердце. Независимо от того, что происходит с Анной, будет очень грустно видеть, если ты потеряешь его.

– Боюсь, что ты не понимаешь. Эта девушка… она… Если Анна умрет, я клянусь, что я…

– Что ты сделаешь?

– Ну, для начала, я сделаю все, что в моих силах, чтобы она понесла уголовную ответственность. Бьюсь об заклад, мы можем добиться, что ей вменят непредумышленное убийство автотранспортным средством.

Он только покачал головой. Я тоже покачал головой, но только для того, чтобы избавиться от неприятных мыслей об Эшли и начать снова думать об Анне.

– Врачи совершенно уверены, что она умрет, – продолжал я, когда сел на диван. – Это просто… немыслимо. Вчера вечером, когда я впервые узнал, насколько плохо обстоят дела, я горько рыдал. Теперь, когда я увидел ее и в полной мере осознал серьезность положения, часть моего «я» просто хочет свернуться в клубок и перестать существовать.

Я замолчал, ища в его мудрых глазах хоть слабый намек на то, что я имею право на такие чувства. В его взгляде были любовь и глубокое сострадание, но ни малейшего намека на то, что он смирится, если я просто сдамся.

– Неужели ты сам никогда не испытывал такое? – настаивал я.

– Ты найдешь способ, чтобы пройти через это, – ответил он, тщательно избегая мой вопрос. – В свое время.

* * *

В течение следующих нескольких часов дедушка и я провели в больнице. Я надеялся, что когда он увидит, насколько ужасно выглядит Анна, он поддержит мое чувство гнева по отношению к Эшли Мур. Но даже тогда, когда дед стоял рядом с ее кроватью, рассматривая израненное тело, он сказал только одно: «Ты пройдешь через это. Я обещаю».

К трем часам дня я принял решение остаться на ночь в больнице.