Шедевр - Миранда Гловер (2006)

В моем представлении Мария должна символизировать чистоту — одно из качеств женской натуры. Что касается ее значимости, то ситуация казалась двойственной: с одной стороны, это произведение бесценно, а с другой — каждый в некоторой степени обладает им и может видеть в святом образе все, что захочет. В этом смысле символическая значимость Богоматери лишена чистоты. Изобразительное искусство оказывает большое влияние на людей и может сделать их идолопоклонниками. В этом мы с Марией схожи. Теперь каждый день я получаю письма от своих фанаток, и Кэти говорит, что эти девочки постоянно дежурят около галереи, надеясь хоть мельком увидеть меня, сфотографировать или даже уговорить оставить автограф на их коже. Я становлюсь культовой фигурой, что мало сочеталось со мной настоящей и теми мыслями, которые я стремилась выразить. Девочки-подростки пишут на своем теле самые сокровенные мысли, но является ли для них это средством самовыражения, или это всего лишь проявление свойственной их возрасту тяги к подражанию? Мне было страшно за них, и результатом моего прошлого проекта стала не свобода, а возросшая уязвимость.

Наконец я составила план. Воплощение Марии будет самым сложным представлением, которое вероятнее других может обернуться провалом. Я решила, что одним из условий контракта станет то, что коллекционер и его гости должны собраться в религиозной обстановке, а я оденусь в костюм Марии и расскажу ее историю. Я попытаюсь описать развитие культа Святой Девы и то, как это отразилось на стоимости ее изображений и запятнало ее образ, сделав его зависимым от воображения поклонников. Наконец, я упомяну о том, сколько сегодня эта картина стоит в долларах. Я надену такое же платье, как и у «Мадонны с гвоздиками»: шелковый бежевый корсаж поверх шелковых рубашек, тонкая вуаль на светлых волосах. Я буду держать букет гвоздик и «Книгу времен» — молитвенник, посвященный Богоматери.

Но я понимала, что существует еще одна важная черта в Марии, которую я хочу, но не смогу передать. Я имею в виду роль матери. Это то, над чем нужно было подумать. Однако мне не удавалось постичь материнский аспект образа Марии — или, скорее, то, какой отклик он находил в моей душе. Казалось, будто я заперла эту часть своей натуры и потеряла ключ.

24

Когда Эйдан уехал в Нью-Йорк, я почувствовала себя одинокой и даже несчастной. Два дня я не могла ничего делать. Моя работа над образом Марии застопорилась. Святая Дева в равной степени интриговала и вдохновляла, и мне было очень трудно переключиться на следующую героиню. Мария также вселила в меня беспокойство по поводу представления. Кто мои будущие зрители и как они воспримут увиденное? Что все это будет для них означать? Первые четыре сценария были почти закончены, но оставалось еще три. Сочетание ночей в образе Викторины и дней в мыслях о Деве Марии расширило для меня спектр женских качеств и типажей, от Мадонны до Магдалины и обратно.

Каждая героиня обладала качествами, свойственными также и мне, но чему они на самом деле могут научить меня или публику, следующую за моими идеями об обладании в искусстве, эстетических качествах женщины и их денежном эквиваленте? Ясно было лишь то, что все героини доказывали уникальность и разнообразие женской сущности, говорили о том, что мы, женщины, гораздо значимее, сильнее и сложнее, чем воплощение внешней привлекательности.