Привет, любимая - Елена Квашнина (2014)

- Совсем! - смеется Мишка и крепко обнимает сына. А я плыву, плыву над ними по воздуху. Хочу крикнуть Ванечке: "Не верь ему. Это неправда. Он врет. Он от нас отказался. Он врет". И не могу. Нет голоса. А Ванечка счастливо заливается. Возле кушетки вдруг появляется тетя Нина. Она растет, растет... Становится огромной, как готовый взлететь аэростат. Я пугаюсь. Мне некуда будет плыть по воздуху на своей кушетке, если она не прекратит расти. Но она пухнет все больше и, наконец, голосом Олега говорит... Говорит так громко, что у меня звенит в ушах:

- Да сделай же что-нибудь, черт возьми. Ведь она же умрет!

Кто-то умирает? - пугаюсь я. Где тетя Нина? Я ее больше не вижу. Она умрет оттого, что стала огромной, как дом? Рыжий, которого я тоже почему-то больше не вижу, отвечает тоскливо:

- Я сделал все, что мог. Теперь только ждать.

- Чего ждать? Она умирает, разве не видишь?

- Да пошел ты! - свирепо огрызается Рыжий. - Сказал: надо ждать.

Чего ждать? Чего? Я так давно жду... Все жду, когда же моей кушетке разрешат плыть дальше. А они не разрешают. Рыжий не разрешает. Держит зачем-то кушетку. Ведь я могу не успеть... Туда... В тот замечательный светлый коридор, откуда просто веет великой любовью и покоем... Могу не успеть. Надвигается ночь. Вот... Вот она - эта непереносимая чернота... Вокруг меня... Она страшная. Она на меня давит. Я ничего не вижу!

- Дайте мне уйти отсюда! - кричу я в испуге.

- Куда, Аленький? - тревожно спрашивает меня Рыжий.

Где он? Тут темно. Холодно. Я его не вижу. Шарю вокруг руками.

- Миша! Миша!

- Я здесь... здесь... - шепчет он нежно и берет меня за руку.

Ничего не вижу. Где же он?

- Миша! Не уходи! Пожалуйста! Ну, не уходи! - я плачу.

- Вот глупая, - невесело смеется он. - Куда я от тебя уйду? А, любимая?

Почему я не вижу, как он смеется? Не вижу его замечательных чертиков в глазах? Кругом темно. Куда же он делся?

- Миша-а-а-а-а ... - снова кричу я.

Что-то мокрое и холодное касается моего лба.

* * *

Солнце било прямо в лицо. Я зажмурилась. Трудно привыкать к свету. Настолько от него отвыкла. Вещи приобрели какие-то слишком резкие очертания. А у меня совсем еще недавно все плыло перед глазами, то исчезая, то появляясь вновь. Теперь уже ничто никуда не исчезает. Все на своих местах, все неподвижно. И этот свет... Глазам больно!

- Мама... - послышалось рядом.

Я осторожно приподняла ресницы. В полосе яркого солнечного света стоял Ванечка. Руки по-взрослому держал в карманах шортиков. Его рыжеватые кудряшки сверкали на солнце разноцветными брызгами. Где-то я такое уже видела. Но где? Когда? Вот досада, нее могу вспомнить.

- Ваня, - позвала его. И сама себя с трудом услыхала.

- Мамочка, молчи, не то кашлять будешь, - командирским шепотом сказал Ванечка, смешно вытаращив глазенки. - С тобой нельзя говолить. Папа лугается!

- Кто?

- Папа, - торжественно пояснил Ванечка и добавил, засияв радостной улыбкой. - К нам папа плиехал!

Фу-у... Это все еще бред. Конечно, я брежу... Вот и голова кружится. И дышать тяжело. Интересно, какой такой папа мог приехать к Ванечке? Бред, да и только...

- Какой еще папа, Ванечка? Что ты, милый?

- Обыкновенный папа, золотко. Как у всех. И хватит сюсюкать с парнем! Ванечка! Растишь мне из мужика бабу!

Я с трудом повернула голову на этот голос. На стуле у стены сидел Мишка. Уставший. Лохматый и небритый. Расслабленный, как отдыхающая кошка.

Ну вот! Небритый Мишка! Разве это не бред?