После грозы - Сюзан Руа (2016)

– С Алексом у нас все было прекрасно. Если бы вы знали, как это больно – вдруг узнать, что здесь он был совсем другим… Как бы мне хотелось, чтобы вы увидели его нового, чтобы он успел приехать и рассказать о своей новой жизни! А в остальном… Все мы делаем ошибки. Почему бы вам просто не…

Карл кладет свои столовые приборы на стол и накрывает ладонью мою руку, в которой все еще зажата вилка. Его голос звучит устало:

– Шарлотта, мы знаем, что Алекс очень изменился. Плохо то, что мы… Словом, мы не успели это прочувствовать.

– И если для тебя это так важно, мы расскажем всем правду! Скажем, что ты… беременна от Алекса. И все!

Я высвобождаю руку и поднимаю ее над столом, прося Бренду помолчать. Потом мотаю головой.

– Поймите, я прекрасно осознаю́, что я вам не ровня и что ваши родственники могут подумать, будто…

– Это никого не касается! – подскакивает на стуле Бренда.

– Дело не в этом. Я все это понимаю, поверьте. Просто мне нужно было подумать получше, прежде чем соглашаться выйти за Карла замуж. Но я хотела одного: больше не быть одинокой…

Рука Бренды скользит по столу, находит мою руку и пожимает мне пальцы.

– Ты больше не одинока, Шарлотта! – ласково соглашается Бренда.

Карл кладет свою руку поверх наших, словно в подтверждение слов матери. Я заставляю себя улыбнуться в знак благодарности и продолжаю:

– Я должна была догадаться, что могут обо мне подумать остальные Эвансы – что я охочусь за вашими деньгами и использую свою беременность, для того чтобы…

– Не желаю это слышать! – перебивает меня Бренда. – Сначала ты даже не хотела этого ребенка. И мы знаем, что ты любила Алекса!

– Что другие подумают, меня не интересует, – твердо заявляет Карл. – Единственное, что важно, – это что думаешь ты, Шарлотта.

И он просит меня еще раз все взвесить. Если я захочу, он расскажет всем правду, или же пусть все остается как есть. В главном он с матерью согласен: мне нельзя волноваться, потому что это нехорошо для малыша. И для меня тоже.

Бренда смотрит на меня глазами нашалившего ребенка, словно вымаливая прощение. И, честно говоря, сейчас, накануне рождественских праздников, мне совсем не хочется снова погружаться в скорбь по Алексу. Я пожимаю плечами и стараюсь придать своему голосу необходимую непринужденность:

– Я с радостью побуду дома, пока вы…

– Об этом и речи быть не может! Ты пойдешь с нами! – настаивает Карл. – Рождество – семейный праздник, а ты теперь – тоже член нашей семьи.

От этих его слов я успокаиваюсь. Может, это потому, что мне очень хочется ему верить? Вместо ответа я киваю. И, похоже, этого оказывается достаточно, потому что разговор обрывается и мы возвращаемся к еде.

В камине в гостиной потрескивает огонь. Звук приятный, умиротворяющий. У меня вошло в привычку сидеть тут по вечерам до тех пор, пока усталость не заставит подняться к себе и лечь. В то время как я валяюсь на диване, Карл в кухне моет посуду.

Сегодня вечером Бренда достает альбомы с фотографиями и присаживается рядом со мной. Переворачивает страницы, рассказывает о детстве Алекса и Карла. Рассказ меня захватывает, и я с любопытством разглядываю снимки, на которые она указывает. Минут через десять я прыскаю от смеха: мы дошли до разворота с фотографиями Карла, одетого в костюм Супермена. Объект нашего внимания как раз входит в комнату и восклицает смущенно:

– Мама, бога ради! Только не эти фотографии!

– Ты здесь такой хорошенький! – Я все никак не могу успокоиться. – Не знала, что тебе так нравится Супермен!

– Карл надевал этот костюм на каждый Хэллоуин!

– Не на каждый! – защищается Карл.

– Пожалуй… Но до одиннадцати лет это был твой любимый костюм! – уточняет Бренда.