Тихая ночь - Чарльз Эллингворт (2012)

Достигнув вершины стены, они оглядели то, что осталось от Дрездена к рассвету. Из века в век жители одного из самых красивых городов Европы проводили много приятных часов у реки, услаждая свой эстетический вкус плавным изгибом Эльбы и знаменитыми барОчными очертаниями дворцов, церквей и театров. Теперь осталась только Фрауэнкирхе, купол которой, подсвеченный пожарами Альтштадта[101], с трудом можно было разглядеть в клубах дыма. Исчез Цвингер, дворец утонченного и любвеобильного Августа Сильного[102], поглощенный пожарами, которые теперь уже отгорели, оставив после себя лишь безобразные силуэты обвалившихся окон, похожие на перевернутые вырванные зубы. Кое-где уцелевшие стены покачивались под невозможными углами; одна из них рухнула прямо на глазах у Мими и Евы, дополнив лавиной пыли и без того густой дым. На открытом пятачке, окружавшем одну из статуй, лежало два тела, частично затопленных асфальтом, который теперь затвердел и стиснул пленников неумолимой хваткой.

Обе женщины молчали: для слов не оставалось места. Повинуясь инстинкту, они зашагали, или, скорее, заковыляли, в направлении вокзала, к квартире Евы. Атавистическая потребность в доме перевешивала тот факт, что у них не было никаких шансов найти его на прежнем месте. Как бывает в непосредственной близости от гейзера, мощные дозы аккумулированного тепла вытекали из-под земли, мучая уже прожаренные ступни, а когда женщины приблизились к тлеющим зданиям, к этому прибавилось излучаемое тепло, от которого от их влажной одежды стал подниматься пар. Все ориентиры исчезли, дома стояли опустошенные и без крыш, а деревья разлетелись в щепки или рухнули. Одиночные тела, исковерканные всевозможными деформациями, лежали в обугленном оцепенении. Фонтан в виде мраморных дельфинов и беззаботных херувимов, протягивающих кувшины, из которых обычно били струи кристально-чистой воды, возвышался теперь над горой трупов, переплетенных в оргии смерти, совокупленных в последней отчаянной тяге к бальзаму воды, спасению от ожогов.

Когда открытые пространства сменились улицами, взору предстал истинный масштаб разрушений. В том, что осталось от стен, гнездились пожары, которые упрямо не желали гаснуть, но теперь ограничивались тем, что пожирали основания перекрытий или фрагменты древесины в грудах кирпича и камней, так хаотично засыпавших все улицы, что по ним невозможно было проехать никаким транспортом или даже лошадью.

Женщины продолжали пробираться через выжженные дебри и чудом избежали гибели, когда за ними обрушился дом и их накрыло одеялом пыли, под которым они несколько минут безудержно кашляли. Когда пыльное облако рассеялось, подруги заметили, что груда обломков, на которой они остановились, шевелится. Подросток в форме гитлерюгенда[103] с таким же почерневшим лицом, как у них, выдирал камни у основания и отбрасывал в сторону куски строительного раствора. Встретить что-то живое посреди этой пустыни казалось маленьким чудом. Мальчик вздрогнул, когда Мими коснулась его спины. Его красные глаза расширились от страха, и он стал пятиться от женщин.

— Что ты делаешь? — ласково спросила Мими.

Он показал на свои уши и замотал головой.

— Ничего не слышу, fraülein. Извините. Мои родители… и сестра… Они в подвале. Есть вход через угольный люк. — Его плечи опустились от внезапного истощения. — Он где-то здесь. — Окровавленная рука обвела клочок заваленной камнями земли, который ничем не отличался от соседних гор обломков. — Где-то здесь.

Подросток снова наклонился и продолжил вытаскивать камни ободранными пальцами.

Женщины переглянулись и, ничего не говоря, опустились на колени рядом с ним, взявшись за соседние обломки. Их общее дыхание вырывалось всхлипами и покашливаниями, человеческими звуками, с которыми состязались периодические потрескивания лопавшихся от жара камней и приглушенный рев обрушивающейся вокруг них кирпичной кладки. Подруги работали до тех пор, пока не ободрали руки до крови и черные капли пота не залили им глаза.