Тихая ночь - Чарльз Эллингворт (2012)

— Перестань обвинять моего отца! Он делает то, что считает нужным. И знаешь, я не уверена, что он так уж неправ насчет Петена или всякого рода глупостей, которые могут привести к массовым расправам. Ради чего? Чтобы сказать, что нас не сломили, не победили? Ты постоянно обвиняешь его в трусости, а он, между прочим, кавалер Военного креста. Я слушаю тебя, потом его, и считаю, что вы оба правы, или, точнее, вы оба не ошибаетесь. Мой отец такой же патриот своей страны, как и ты. Просто он верит, что есть другой путь борьбы. Что между вами происходит? Ведь между вами есть какие-то расхождения помимо войны и борьбы с немцами. Ваше противостояние продолжается уже долгие годы. В чем дело? Скажи мне!

Жислен смотрела на нее с раздражением и удивлением.

— Мне… мне он просто не нравится, вот и все. Прости!

Но Мари-Луиз не поверила. В глубине души она была уверена, что Жислен что-то скрывает.

— Нет, не все. Есть еще кое-что. Это касается времени, когда мы учились в школе, да? Что произошло?

Жислен отвела взгляд.

— Все дело в его отношении. Ко мне, к тебе, ко всем женщинам. Мне не нравятся его высокомерие и надменность. Может, он и получил Военный крест, но это было во время Первой мировой и с тех пор он постарел и не может адекватно оценивать ситуацию. И потом, слушай, я не хочу ссориться с тобой из-за твоего отца. Я лучше буду бороться с бошами. Это проще, поверь. — Жислен по-прежнему смотрела в сторону.

— Так что же ты хочешь от меня?

Жислен вздохнула.

— На данный момент ничего. Пока ничего. Просто держи глаза и уши открытыми. И постарайся подружиться с немцем, который живет у тебя дома.

— Как? Как я это сделаю?

— Ну, дорогая, ты же женщина, и притом очень хорошенькая. Поболтай с ним о погоде, о нехватке продуктов, например. Конечно, когда твоего отца не будет дома. Ну да что я тебя учу? Спроси, тяжело ли ему находиться далеко от дома. Поверь, он с радостью с тобой поговорит. Старайся замечать каждую мелочь, когда едешь на велосипеде из школы, или направляешься в Амьен, или навещаешь бабушку в Онфлере[50]. Может, эти мелочи и не имеют большого значения, но для нас они как части ребуса, который мы должны разгадать. Вот и все. По-моему, ничего страшного.

— Ты права. Надеюсь, все получится. Просто нужно научиться думать по-другому, научиться быть шпионом. Не представляла, что придется этим заниматься.

— Никто не представлял, но это война.

Мари-Луиз улыбнулась.

— Это неправда. Ты знаешь, о чем я. Ты же любишь секреты, тайны, любишь быть во главе рискованной авантюры. Признайся! И у тебя это хорошо получается. Когда я наблюдала за Жаком и Стефаном, то заметила, что они во всем полагаются на тебя.

Жислен хотела было возразить, но лишь кивнула.

— Да, наверное, это так. У меня это получается гораздо лучше, чем удаление старческих мозолей или попытка убедить какого-нибудь крестьянина, что втирание коровьего молока в рану грозит ему заражением крови. Но я уже так долго этим занимаюсь… Знаю, что ты думаешь иначе. Все в порядке, дорогая, все нормально. — Она протянула руку через стол и дотронулась до руки Мари-Луиз. — Все нормально.

7

Монтрёй. Зима 1940–1941 годов

Первая зима в оккупированном городе вступила в свои законные права. Пронизывающий ветер со стороны Ла-Манша задувал во все щели, и нехватка угля ощущалась особо остро. Долгие темные вечера и одинокие фигуры женщин у дребезжащих окон. Изредка слышался лай собаки и хлопанье ставен. Монтрёй погрузился в меланхолию. Оставшиеся мужчины собирались в кафе, играли в домино, попивали бренди и обсуждали последние новости, касающиеся в основном нехватки продуктов и проблем местной экономики.