– В общем… – Мое лицо покраснело при одной мысли об этом. – Однажды Келли пришла домой и сказала: мол, Крису намекнули, что скоро рядом с университетом Лидса на продажу выставят целую улицу стандартных домов. И он придумал бизнес-план, в соответствии с которым инвесторы могли вкладывать средства в каждый отдельный дом и получать процент от его сдачи… Я не знаю, как это работало, но Келли хотела подключить к проекту маму и папу. На бумаге все выглядело отлично, как долговременная инвестиция.

Лицо Джо отражало все мои чувства.

– Да, знаю. Но оно так выглядело. И это было десять лет назад, помнишь? Так или иначе, Келли отлично умела продавать, и она убедила папу вложить кругленькую сумму, убедила бабушку и многих наших соседей, и того, на кого работала… как позже выяснилось, очень многих. Получила сотни тысяч фунтов.

– И что случилось? Рынок обвалился? – спросила Джо, явно пытаясь избавить меня от необходимости произносить это вслух.

Я чуть не рассмеялась.

– Нет. Если бы! Не было никаких домов. Как выяснилось, Крис использовал все вложенные людьми инвестиции для того, чтобы расплатиться за другие вложения, на которых он потерял деньги. Вначале все было хорошо, но он обнаглел и решил, что может отыграться на бирже, однако стал терять все больше и больше, а остановиться уже не мог. Один из наших соседей, Рой, начал задавать вопросы и обратился в полицию. Выяснилось, что налоговая служба давно уже следит за Крисом, как за звеном огромной цепи махинаций, и, естественно, одно зацепилось за другое и стало еще хуже. Думаю, это и заставило папу уйти.

Я замолчала. Были вещи, о которых я не могла сказать вслух. Меня годами мучили кошмары о том, как полицейские со служебными собаками приезжают в наш коттедж в шесть утра в поисках доказательств уклонения от налогов. Келли прятала дома фальшивые договоры Криса, ничего не говоря папе. Я никогда не забуду истерику мамы, стоящей в одной ночной рубашке, и папину беспомощную ярость – они всю жизнь были почетными горожанами и помогали полиции, а с ними обращались, как с преступниками.

– Хуже всего было… – Я не хотела этого говорить, но не смогла сдержаться. – Что полиция или журналисты нашли грязные фото Келли, которые сделал Крис. На одной из фотографий она лежала голая на засыпанной пятидесятифунтовыми купюрами кровати. И улыбалась во весь рот, прикрытая деньгами, которые тяжело зарабатывали другие люди. Естественно, фото оказалось во всех газетах. Очень типично для Келли. Она никогда не думала. Она ни о чем не думала.

Джо прикрыла ладонями рот.

– Господи! А она была соучастницей? Она вообще знала, что происходит?

Я покачала головой.

– Келли не из тех, кто задает вопросы. Пока шампанское лилось рекой, а все друзья завидовали ее шикарной машине, ей было на все наплевать. – Я знала, что это звучит горько, но так оно и было. – Дело дошло до суда, она написала чистосердечное признание во всяких мелочах и отделалась условным сроком с общественными работами.

– А Крис?

– Он получил семь лет за разное мошенничество, но он был банкротом – никто не мог получить назад свои деньги. Помнишь наш старый дом, который ты видела, когда мы покупали свадебные платья?

Джо кивнула.

– Мама и папа продали его, чтобы попытаться вернуть долг тем, кого Келли убедила вложить средства. Папа сказал, что не может смотреть в глаза людям, которых он знал всю жизнь и которые теперь переживали из-за нас тяжелые времена. Он рано вышел на пенсию… Ему пришлось, он же работал в банке… А у мамы развились тревожные расстройства, тогда она и набрала вес.

Меня саму поразила живость моих воспоминаний. Все возвращалось, но не в виде образов, а давлением в груди, кислотным вкусом стыда в горле.