Собачьи дни - Мейвис Чик (2008)

Нахмурясь, Ванесса бросила на Макса выразительный взгляд, означавший «заткнись», что Макс и поспешил сделать. Я поняла, откуда ветер дует. Бесхитростный хозяин нечаянно проболтался, что мужчина справа от меня свободен с большой буквы С.

О’кей, решила я, сейчас я его подбодрю, и разошлась от души. Когда подали шербет, сосед, хохоча над очередной шуткой, на мгновение накрыл мою руку ладонью, тут же убрал ее, извинился (кто в наше время извиняется, дотронувшись до чего-то столь безобидного, как запястье?) и похвалил:

— Должен признаться, вы настоящий тоник, Патрисия.

— О, благодарю вас, Рудольф, — жеманно ответила я и, лишь оговорившись, поняла, что выпила слишком много, чтобы называться чистым тоником.

Маленькая путаница привела собеседника в восторг — кажется, новый знакомый принял на грудь чуть больше, чем это в обычае у сногсшибательных экономистов, и пустился рассказывать всем за столом о своем новом прозвище, вызвав взрывы одобрительного и слегка подогретого алкоголем смеха. Заметив, как Ванесса с Максом обменивались взглядами типа «ну, что я тебе говорил(а)», я вдруг рассердилась. Платье — прекрасно, машина — ладно, пускай, но быть тонко втянутой в специально организованный роман — уже чересчур. Не выйдет, поклялась я, салютуя бокалом заговорщикам-супругам, ничего у вас не получится!

Ну вот. Естественно, мы танцевали, и мне удалось заглушить определенное желание, почти возникшее от ощущения теплой ладони кавалера пониже спины — я отлично знала, что это всего лишь безусловный рефлекс и скоро пройдет. Рэндольф рассказывал о себе, большую часть я забыла, помню только что-то связанное с ЕЭС и Брюсселем в девяносто втором году. У Рэндольфа имелся сын (именуемый далее просто сыном) — студент Итона, жена, сбежавшая с одним из молодых ловкачей из конторы, «не взяв с собой ни пенни, Патрисия, ни одного гроша»; обожаемый «порше», часто подвергавшийся актам вандализма со стороны Великих немытых (тех, кто привел к власти вашу партию, чесался у меня язык сказать, но я удержалась), дом в Белгравии (зевок, еще зевок) и маленький чистенький коттедж с несколькими акрами земли в Шотландии.

— Вы бывали в Шотландии, Патрисия?

— Да, — сказала я. — Но мне там не особенно понравилось.

— Почему? — Он кружил меня в танце с опасной быстротой.

— Там все мужчины ходят в юбках.

— Ха-ха-ха, хи-хи-хи, вы сущий тоник, нет, вы такой тоник!

Когда я танцевала с Максом, он сказал:

— Ты сегодня ослепительна.

— Макс, — сказала я, — я просто валяю дурака, больше ничего.

— Но тебе хоть весело? — встревожился он.

— Конечно, весело.

— Отлично. — И он принялся подпевать оркестру, игравшему «В хорошем настроении». — Не хочешь приехать к нам на выходные? Бери с собой Рейчел.

— С удовольствием, спасибо. Рада буду отдохнуть от Лондона и… — Тут до меня дошло. Бросив танцевать, я взглянула Максу прямо в глаза. Все-таки не умеет человек притворяться.

— Макс, — спросила я, — кого еще ты решил пригласить?

Помолчав несколько тактов «Настроения», он ответил:

— Ну, Барнеттов, ты же их помнишь? Литераторы, такая приятная пара с дочерью. Они с Рейчел могут кататься верхом.

— И?..

Мы оба повели глазами в сторону опустевшего стола, за которым торчал лишь Рудольф-Рэндольф. Развалившись на стуле, он не сводил с нас глаз, куря сигару и с глупой улыбкой барабаня пальцами по столу в такт музыке.

— Нет, Макс, — сказала я. — Нет.

Извинившись, я ушла в женскую уборную, где немедленно объявилась Ванесса.

— Из Макса дипломат, как из Рэмбо, — вздохнула она, усаживаясь рядом у зеркала.

Лизнув мизинец, я стерла немного туши с ресниц.