Опасная любовь - Николай Новиков (1995)

— Да-а?.. Дурак ты какой, Арик! Будешь таким дураком, и улечу когда-нибудь…

Она прижала к его щеке мокрое от слез лицо. Аристарх заморгал, чувствуя, что и сам вот-вот заплачет. Глупенькая девчонка, любимая, родная! Его Ирка… Он рывком пересадил ее к себе на колени, поцеловал дрожащие, соленые губы.

— Не плачь, моя хорошая, я люблю тебя… Люблю, люблю, хоть ты и дура несусветная, — шептал он, сжимая ее в объятьях. — Как же долго ты не понимала, что творишь, Господи, даже сейчас мне страшно, я ведь мог тебя потерять.

— Не мог, Арик, я же твоя… Просто мне казалось, что ничего страшного в этом нет. У всех великих актеров были покровители, богатые меценаты, ну вспомни хотя бы Чайковского, Шаляпина, Ермолову, ну ведь были же? А когда я узнала, что страшный этот верзила не пускает тебя в комнату, мне даже не по себе стало, и я сразу подумала: так нельзя. И сегодня сказала об этом Степану Петровичу.

— А он согласился с тобой, да?

— Ну, ты же знаешь, он никогда не говорит прямо, стал убеждать меня, что это нервы, сказывается твое отсутствие, а потом я привыкну, и все будет хорошо… Я никогда не привыкну к тому, что ты уходишь из дому, Арик, никогда.

— Дураки мы с тобой, — вздохнул с облегчением Аристарх. — Такое могли натворить, в голове не укладывается!

Он снова поцеловал Ирину, и она ответила ему. Аристарх на мгновение отстранился, с болью и страстью вглядываясь в голубые глаза, русые волосы, обрамляющие нежный овал лица, — он мог лишиться этого? Родная, любимая… Он мог потерять ее?!

И снова жадный, долгий поцелуй соединил их губы. Аристарх подхватил ее на руки и бережно положил на палас, лег рядом, неистово целуя губы, глаза, щеки, лебединую шею… Потом голова его метнулась к ее ногам, он задрал юбку, дрожащими руками стащил колготки и трусики, словно хотел убедиться, что самое главное его сокровище на месте. И оно было там, и поднималось к его губам, невыносимо прекрасное, трепетно нежное, тянулось к нему, как сказочная награда за его мучения. Аристарх прижался к своему самому ценному сокровищу лицом и замер, вдыхая знакомый, волнующий запах. Запах любви и жизни.

Спустя полтора часа, донельзя уставшие, совершенно обессиленные, но безмерно счастливые, они лежали в постели, с неохотой отдаляясь от полуторачасового безумия в комнате, в ванной, снова в комнате… Сердцем и ей, и ему хотелось еще, но мышцы уже не могли преодолеть блаженную расслабленность, можно было только вспоминать минувшие мгновения, еще и еще наслаждаясь их красотой. Так продолжалось до тех пор, пока Ирина не вздрогнула, прижимаясь теснее к Аристарху.

— Арик, ты думаешь, они больше не явятся сюда?

— Надеюсь, — с досадой сказал Аристарх, чувствуя, как холодный страх вползает в его грудь.

И сразу вспомнились предостережения Олега о том, что они могут все. И не пощадят, если поймут, что он стоит на пути, мешает им делать то, что желают. Отрезанную голову, конечно, вряд ли подкинут, хотя все может быть. А вот нож со следами крови убитого человека, пистолет, из которого был кто-то застрелен, — запросто. Дверь в этой квартире обыкновенная, замки стандартные, опытному «домушнику» войти сюда не составит труда. А они ведь с Иркой отсутствуют почти весь день, да и вечерами задерживаются. А как поступили с женой Олега!.. При этой мысли Аристарх почувствовал, как по спине поползли противные холодные мурашки. Поздним вечером на улице Дмитриевского почти не бывает народу, схватить женщину, запихнуть в машину и увезти — запросто можно, если захотеть.

— Я тебе не говорил, не хотел огорчать… Они приезжали на той же машине, которая пыталась меня сбить, помнишь?

— Ой, жуть какая… Ну почему ты сразу не сказал мне об этом, Арик? А может, это другая, таких сейчас много в Москве.