Верь мне и жди - Ольга Тартынская (2009)

Я подумала, что в нашей жизни так много чудес, которых мы не замечаем. Русская печь — одно из них.

Тут на кухне появилось еще одно чудо: светловолосый мальчик лет четырех. Он уставился на меня, лукаво улыбаясь.

— Что, Петр Александрович, пирожка хочешь? — весело приветствовала его Настя. — На, держи, мое чадушко.

Петр Александрович схватил пирожок и стал жевать, глядя на меня все так же лукаво. Я даже застеснялась его почему-то. Переключилась на русскую печку опять.

— А что же потом, когда догорают дрова? В какой момент можно пироги ставить?

— Да вот, когда уже красные угли остались, их надо разгрести по стенкам. Кто-то совсем выгребает угли, а я нет. Трубу закрываешь, чтобы жар не выходил. На чистый под ставишь листы, то есть противни, с пирогами. Они пекутся в зависимости от жара от десяти до двадцати минут. Следующая партия подольше, им меньше жара достанется.

— И сколько таких закладок можно сделать?

Настя вытянула противни из печи, разложила пироги на блюдах и накрыла их чистым полотенцем.

— Это последняя, — сказала она, закладывая ватрушки в печь и закрывая ее большой железной заслонкой с ручкой. Потом распрямилась и ласково погладила беленый известкой бок печи: — У некоторых и одна партия не пропекается, а для моей и три нипочем. Она у меня труженица, кормилица.

Пока мы разрезали пироги и раскладывали их по тарелкам, я изошлась слюной. Пирог с капустой, пирог с грибами, пирог с курицей. Ну и сладкий, с ягодами.

— Вы, наверное, родились здесь, в деревне? — с уважением спросила я, окончательно проникнувшись к Насте глубокой симпатией.

— Да нет! — рассмеялась Настя. — Я москвичка. Окончила музыкальное училище, собиралась поступать в консерваторию, да вот с Сашей познакомилась. Он старше меня на двадцать лет, а за собой позвал — ни секунды не сомневалась.

Я была поражена, если не сказать больше.

— А как же это все? — спросила я, неопределенно поведя рукой.

— Меня местные бабушки-прихожанки всему научили.

— Настюша, где же пироги? — донеслось из горницы.

Мне о многом еще хотелось спросить у Насти, но вы уже нас заждались. Мы понесли выпечку, Петр Александрович последовал за нами. Усевшись за стол, я тотчас схватила большой кусок грибного пирога и стало жадно его поедать. Ох и вкусно же было! А если учесть, что я сутки не ела…

Настя гостеприимно потчевала нас разносолами. Сил не было остановиться, так все было вкусно: соленые грибочки, огурцы, домашняя ветчина и все остальное. Я даже не сразу заметила, что вы активно выпиваете с отцом Александром. А как же возвращаться? Ты еще планировал загс. Неужели не распишемся? Я не решалась спросить, вы вели какой-то важный и, верно, давний спор. Батюшка вещал:

— Ты говоришь, «свобода художника»! Свободы как независимости не может быть!

— Но ты же сам музыкант! Ну хорошо, бывший музыкант, — горячился ты. — Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Понимаю. И ты пойми. Человек по природе своей не может быть независимым, потому что одно из двух: или он сын Бога, или слуга дьявола.

Не давая тебе возразить, отец Александр взял со стеллажа книгу и продолжил:

— Вот послушай, что пишет святой Игнатий Бренчанинов: «Человек не может не быть тем, чем он создан: он не может не быть жилищем, не быть сосудом. Не дано ему пребывать единственно с самим собою: это ему неестественно. Он может быть с самим собою только при посредстве Божественной благодати, в присутствии ее, при действии ее: без нее он делается чуждым самому себе и подчиняется невольно преобладанию падших духов за произвольное устранение из себя благодати, за попрание цели Творца». Так что выбирай, чей ты сосуд: Бога или падших духов. С талантливого человека-то больше спросится — ему больше дано.

Ты умолк, задумался или просто устал, а я сочла возможным спросить:

— Почему ты пьешь, ты же за рулем?

Ты улыбнулся: