Лабиринты судьбы - Марина Преображенская (1996)

Но тут меня постигло разочарование. Я вдруг вспомнила, что в этом огромном, многомиллионном городе, таком ярком и многообещающем, мне некому подарить частичку своей радости.

«Леша!» — мгновенно мелькнуло у меня в голове. Ну, конечно же, Леша.

Я во второй раз за время пребывания в Москве отчетливо увидела его лицо, его прелестные, глубокие синие глаза. Вспомнила его голос и теплые нежные руки.

«Ты позвонишь?»

«Обязательно позвоню. Вот только не знаю когда».

«Можно, я тебя поцелую?»

Сердце мое наполнилось щемящим теплом, и я, подождав еще пару секунд, все-таки решилась.

«Я только расскажу ему, как устроилась. Поделюсь планами на будущее, спрошу, как у него дела, и повешу трубку. Всего-то. Мне же ничего от него не нужно. Ничего!»

Металлический диск мягко заурчал, и, когда раздались гудки, я откашлялась.

— Алло. — Чужой тенор резанул мой слух.

Еще я услышала веселые голоса, видимо, в квартире было много людей. Женский смех, вкрадчивый баритон.

— Извините, — испуганно пролепетала я и повесила трубку.

Нет, не нужно мне больше никакой боли! Я не хочу привязываться, прирастать, привыкать, чтобы потом снова разрывать душу. Во имя будущего. Не хочу!

Я вспомнила себя, лежащую у ног Кирилла, умоляющую его пощадить меня. Я каждой клеточкой вспомнила это унижение, и глаза мои защипало.

Лучше я всю жизнь проживу одна и умру старой каргой в одиночестве, чем позволю еще хоть кому-нибудь так обойтись со мной.

Я почти бегом возвратилась в общежитие и, открывая тяжелую скрипучую дверь подъезда, наткнулась на недовольный взгляд воспитателя.

— Уже одиннадцатый час, Демина! Вы только сегодня заселились и сразу нарушаете режим проживания.

— Режим? — Я была крайне удивлена такой новостью.

— Да, представьте себе. Это не вертеп, и вот там висит распоряжение по общежитию.

— Какое распоряжение? Разве я не вправе жить по собственному распорядку? Я ведь не нарушаю чье-либо спокойствие и не причиняю никому вреда.

— Ты откуда такая умная?! Думаешь, сбежала от мамочки с папочкой, поселилась здесь и будешь распутничать и развратничать? «По собственному распорядку», — передразнил он, и щеки его надулись и покраснели так, словно за каждую из них вложили по горячей сардельке.

— Я, — я задохнулась от обиды и унижения, — я не хочу, чтоб вы со мной так разговаривали.

— А я не хочу, — он сделал упор на словах «не хочу», — чтоб вы приходили после десяти. Ясно? — Он презрительно оглядел меня с ног до головы. — Но есть компромисс…

Он не успел договорить, как краска схлынула с моего лица, и я гневно крикнула ему в лицо:

— Ты, боров жирный! Засунь себе свой компромисс… — и кинулась к свою квартиру.

— Это тебе так не сойдет, Демина! Попомни мое слово, тебя вышвырнут отсюда, и ты пойдешь на панель!

Я с грохотом захлопнула свою дверь и, уткнувшись носом в холодное стекло, посмотрела вниз.

Прямо подо мной был козырек балкона второго этажа. На втором этаже у нас располагалась кастелянская, и там никто не жил. Чуть правее — пожарная лестница. По ней взбирался какой-то юный эквилибрист.

Мне стало смешно. Я сообразила, что это, видимо, кто-нибудь из жильцов соседнего, «мужского» подъезда.

Вдруг в дверь громко постучали. Я вздрогнула.

— Демина! Откройте дверь!

— Кто там? — Я отошла от окна, поплотнее задернула шторы и стала прислушиваться к звукам за дверью.

— Проверка.

С ума сойти, проверки еще! Я открыла дверь и пропустила в комнату важный триумвират: воспитатель, одна из трех мордвинок и еще какая-то до сих пор не встречавшаяся мне девушка в черных роговых очках и с жиденькой темной косицей на плече.

В руках у нее были тетрадка и карандаш. Они прошли по квартире, тут же оставив на полу грязные следы, заглянули в пустые тумбочки, провели поочередно пальцами по полкам и уже на выходе посмотрели на пол.