Я не боюсь летать - Эрика Джонг (2017)

– Что ты сделал с моей диссертацией?

– Так громко? – Он вывернул звук до предела.

– Что ты сделал с моей диссертацией?

– Так тихо? – Он убрал звук.

– Что ты сделал с моей диссертацией?

– Так громко?

– Брайан! – закричала я что было сил.

Бесполезно. Я пошла к своему столу и села, глядя на устроенную им «выставку». Я хотела убить его или себя. Но вместо этого заплакала.

Вошел Брайан.

– Кто, по-твоему, пойдет на небеса? – спросил он.

Я не ответила.

– Пойдет ли туда Бах? А Мильтон? А Шекспир? А Шеклай? А святой Себастьян Ублюдок? А Абеляр Кастрат? А Синдбад Мореход? А Синьбад Гореход? А Чихбад Чихоход? А Норман Мейлер? А Китбад Китоход? А Финбад Финоход? А Ринбад Риноход? А Джойс? А Джеймс? А Данте? Или он уже на небесах? А Гомер? А Йейтс? А Харди с гвардией? А Рабле с рублем? А Вийон с выей? А Рэли с реле? А как пойдет Моцарт – легко? А Малер – тяжело? А Эль Греко под удары грома? А пойдут на небеса электролампы?

Я повернулась и посмотрела на него. Он безумно махал руками и подпрыгивал.

– Электролампы непременно пойдут на небеса! – прокричал он. – Непременно! Непременно!

– Ты меня с ума сводишь! – бросила я в бешенстве.

– Ты пойдешь на небеса! – завопил он и, взяв меня за руку, повел к окну. – Пойдем на небеса! Пойдем! Пойдем! – Он распахнул окно и высунулся наружу.

– Прекрати! – истерически закричала я. – Я больше не могу этого выносить!

Тут я начала его трясти. Он, наверное, здорово испугался, потому что схватил меня за горло и принялся душить.

– Заткнись, – крикнул он. – Полиция придет!

Но я уже не кричала. Он еще сильнее сдавил мне горло. Я начала вырубаться.

Почему он не убил меня – до сих пор не знаю. Может, мне просто повезло. Не знаю, как объяснить. Знаю только одно, в конечном счете он отпустил меня, я тряслась, хватала ртом воздух. Помню, потом увидела на шее здоровенные ссадины. Залезла в стенной шкаф в коридоре, скорчилась в темноте, кусая колени и рыдая. «О боже, боже, боже», – плакала я. Потом мне как-то удалось взять себя в руки и позвонить семейному доктору. Он был в Ист-Гемптоне. Я позвонила психиатру матери. Он был на Файр-Айленде. Я позвонила своему психиатру. Он был в Уэлфлите. Я позвонила подружке моей сестры Ранды – она была психиатром и социальным работником. Она сказала, чтобы я вызвала полицию или доктора. Брайан психически болен, сказала она, и, возможно, опасен. Я не должна оставаться с ним наедине.

Если заболеваешь июньским воскресеньем, то лучше находиться где-нибудь за городом. Иначе доктора не найти. Наконец мне удалось выйти на одного типа, который подменял моего терапевта. Он сказал, что сейчас приедет. Появился тот пять часов спустя. В течение всего этого времени Брайан был удивительно тих, сидел в гостиной, слушал Баха и, казалось, пребывал в трансе. Мы делали вид, что не замечаем друг друга. Затишье после бури.

Мы пережили этот день вместе с помощью Иоганна Себастьяна Баха. «Утихомирит музыка и дикаря», – изрек Конгрив[324] (уж он-то наверняка на небесах – играет в карты с Моцартом). Когда я вспоминаю все трудные времена, которые мне помог пережить Бах, я думаю, что и он тоже в раю.