Я не боюсь летать - Эрика Джонг (2017)

– Слушай, я не собираюсь с тобой спорить – похож он или нет на моего отца, – но ты сейчас в первый раз проявил ко мне интерес, черт тебя дери, или повел себя так, будто любишь. Мне нужно было начать трахаться с кем-то другим у тебя под носом, чтобы ты обратил на меня внимание. Забавно, не правда ли? Твоя психоаналитическая теория ничего тебе на этот счет не говорит? Может, теперь всплыла твоя эдипова проблема, а не моя? Может быть, я твоя мать, а Адриан напоминает тебе отца. Почему бы нам не сесть втроем и не помацаться? Знаешь, я думаю, на самом деле Адриан влюблен в тебя. На самом деле это ты ему нужен.

– Меня бы это ничуть не удивило. Я тебе уже говорил, что он, по-моему, педик.

– Ну, так ляжем втроем в постель и выясним.

– Нет уж, спасибо. Но не позволяй мне останавливать тебя, если тебе хочется.

– Хорошо.

– Так давай, – в голосе Беннета было столько страсти, сколько я не слышала никогда прежде, – уезжай с ним! Ты никогда больше не напишешь ничего серьезного. Я единственный человек в твоей жизни, который смог так долго удерживать тебя – не дать распасться на части. Давай уезжай. Дотрахаешься до потери сознания – никогда больше не сможешь написать ничего стоящего.

– Как ты можешь ждать, что напишешь что-нибудь интересное, если боишься всего нового? – спросил Адриан.

Я только что сообщила ему, что никуда с ним не поеду, что решила вернуться домой с Беннетом. Мы сидели в Адриановом «триумфе», припаркованном на улочке вблизи университета. Беннет был на заседании по «Агрессии больших групп».

– Я постоянно получаю новые впечатления. В этом-то вся и беда.

– Ерунда. Ты испуганная маленькая принцесса. Я предлагаю впечатления, которые могут тебя по-настоящему изменить, такие впечатления, о которых в действительности сможешь написать, а ты бежишь прочь. Назад к Беннету, назад в Нью-Йорк. Назад в безопасную маленькую супружескую квартирку. Господи, как я рад, что больше не женат, если женитьба приводит вот к этому. Я думал, у тебя больше силы воли. Прочитав все твои «чувственные и эротические» стихи – в кавычках, – я думал о тебе лучше. – Он с отвращением посмотрел на меня.

– Если бы я всю свою жизнь была чувственной и эротичной, то пресыщенность не дала бы мне писать об этом, – взмолилась я.

– Ты притвора, – бросил он. – Самая настоящая притвора. У тебя никогда не будет ничего такого, о чем стоило бы написать, если не вырастешь. Главный принцип – смелость. А ты трусишь.

– Не надо меня стращать.

– Я разве тебя стращаю? Я просто говорю как есть. Ты никогда не научишься толком писать, если не поборешь трусость.

– Да тебе-то что об этом известно?

– Я прочел кое-что из твоей писанины, ты вложила в нее частичку себя. Если не одумаешься, то станешь знаменем для всяких разочарованных типов. В твою корзинку попадут все психи мира.

– В известной мере уже оправдалось. Мои стихи – благодатная почва для умов, утративших равновесие.

– Я своровала эти слова у Джойса[190], но Адриан – безграмотный Адриан – не заметил. За месяцы, прошедшие после выхода моей первой книги, я получила немало странноватых писем и телефонных звонков от людей, которые полагали, что я сделала все, о чем написала, и делала это со всеми и повсюду. Неожиданно я некоторым образом стала общественной собственностью. Ощущение было необычное. В известном смысле ты пишешь для того, чтобы соблазнить мир, но когда оно происходит, начинаешь чувствовать себя как шлюха. Разрыв между твоей жизнью и твоей работой ничуть не уменьшается. А люди, которые соблазняются работой, обычно соблазняются по неверным мотивам. Или все же верные мотивы? Неужели у всех психов в мире есть твой номер телефона? И не только твой номер телефона.