Отражение звезды - Марина Преображенская (1997)

Спустя годы Леночка вновь оказалась в подвале. В том самом подвале, который подарил ей бесконечную мелодию прошлых тысячелетий и возвысил ее душу над грязью повседневной жизни. Тогда она была счастлива отраженным счастьем былого, больна его отраженной болью, светла отраженным светом. А нынче… Только и остается, что забыться в глухой тоске.

Леночка лежала на топчане — почерневшая, молчаливая. Она смотрела в потолок и ни на что не реагировала.

— Эй, ты чего здесь? — вдруг донеслось до ее слуха, и она бессмысленно повела глазами. Лик Моны Лизы мелькал перед ней.

— Ты чего молчишь? Оглохла, что ли?

Леночка с трудом оторвала взгляд от Моны Лизы и подняла глаза вверх. Скользнув по невнятному, расплывчатому контуру чьих-то губ, носа, глаз, она уставилась на залихватски повернутый набок козырек кепки. Как странно: Мона Лиза и кепка. Как все смешалось! Наконец до нее дошло, что лик — это всего лишь отпечатанный на майке рисунок…

Леночка прикрыла глаза. Ей не хотелось видеть перед собой эту девицу, которая появилась в подвале незваной гостьей. Она плыла по волнам воспоминаний, почти забыв о бурлящей за серыми стенами подвала жизни, не испытывая абсолютно никакого желания возвращаться в реальный мир.

Бумага превращается в труху, а люди… Люди превращаются в боль, которая опаляет душу. Они исчезают, оставляя внутри глубокие раны, доводя до предельного отчаяния глухой пустоты. Так стоит ли говорить? Стоит ли приближать их к себе, впускать в свой внутренний мир? Лучше прикрыть глаза. Пусть нет исцеления, но есть безразличие и отрешенность…

— А-у-у! Очнись! Обкурилась никак? О! Да я тебя знаю! — Леночка почувствовала, как рядом с ней на топчан опустилось что-то тяжелое. Прогнулись пружины, в нос шибануло пылью. Она открыла глаза в тот момент, когда ее взяли за плечо и стали настойчиво трясти.

— Пожалуйста, — попросила Леночка, — оставь меня… не тряси.

— Ну и слава Богу, хоть говорить в состоянии. Я точно тебя знаю. Только что сквозь витрину «Эргуса» по телеку видела. Тебя разыскивают…

Приятная пустота стала рассеиваться, и перед глазами зарябили мушки красного цвета. Мушки мешали созерцать, нарушали гармонию абсолютного по своей глубине и безысходности страдания, выводили из оцепенения.

— Меня некому разыскивать.

— Тогда ответь, ты Григорьева? Точно! По глазам вижу! Елена, кажется, Сергеевна… Ну?

— Нет, — Леночка судорожно вздохнула. По щеке покатилась одинокая слезинка. Она прикрыла глаза, и слезинка тут же испарилась, как будто ее и не было.

— Нет так нет… Как хочешь… А меня Раисой зовут… Ты не бойся, — Раиса похлопала Леночку по согнутой в локте руке. — Меня вообще-то тоже ищут. Знаешь, откуда я умотала? Из Караганды. — Она медленно перевела дыхание. — От отца алконавта. Сначала пьет, потом лупит. Потом плачет, как протрезвеет. А заложит за воротник — и снова чем ни попадя. По животу, по голове… Убила бы гада такого! — Раиса говорила ровным, спокойным голосом, и Леночка с удивлением поняла, что нет в ее словах ни горечи, ни обиды на родственничка. Как будто все так и надо. Раиса вольна лишь убегать, прятаться и ждать, когда найдут и отправят домой. — Винца хочешь?

— Нет, — Леночка уже поднялась и теперь сидела, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками.

— Как хочешь, — снова согласилась новая знакомая. — Тогда я сама выпью. Ты не против? Мне Фима денег немного дал. Я схожу поесть прикуплю. Колбаски, хлебушка… А ты тут посиди, — сказала она, сделав предупредительный жест, будто Леночка собиралась куда-то уходить.