Семья - Тони Парсонс (2009)

Оливия отняла у дочери руку, и Меган собралась было ее обнять, но тут из коридора послышались крики, звуки разбитого стекла и собачий лай. Меган выбежала в коридор.

Доктор Лауфорд лежал на полу, схватившись с Уорреном Марли. Тот, судя по всему, только что расколотил древний кофейный столик в кабинете медсестры. Везде валялись осколки стекла и куски поломанной мебели. Когда Уоррен увидел Меган, он от злости побагровел.

— Все из-за тебя! — завопил он. — Моя сестра потеряла дочь! Дейзи! Это ты ее лечила! Это все из-за тебя!

Вечером, вернувшись с работы домой, Меган заговорила с Кирком о его мечте уехать из Англии.

Возможно ли это? Куда они поедут? Существует ли на самом деле этот рай, где он может учить людей нырять, а она — заниматься тем, чему ее столько лет учили? И смогут ли они жить такой жизнью? Меган сомневалась, сможет ли мечта, воплотившись в реальность, выдержать испытание на прочность. Или это химера? А что насчет виз? Разрешений на работу? Нянь для ребенка? Все это означало лишь одно — Меган была готова уехать из Лондона.

Она созрела для того, чтобы начать новую жизнь.

Потому что теперь она поняла: Кирк прав.

Когда у человека появляется ребенок, в его жизни меняется все. Человек больше не может беспокоиться обо всем человечестве. Он должен стать эгоистичнее, думать только о своем ребенке и найти безопасное место для того, чтобы этот ребенок рос и развивался. Стоит человеку стать отцом или матерью, как все в его жизни начинает вертеться вокруг этого представителя нового поколения, его собственной плоти и крови.

Человека даже перестают особенно волновать его родители.

Никаких слез.

Это первое, что заметила Джессика.

Хотя не скажешь, что в этом плохо освещенном общежитии с кроватками, стоящими так тесно, что они почти касались друг друга боками, стояла тишина. Потому что каждую кроватку занимал либо ребенок, либо подросток, и все они словно беседовали сами с собой, пели себе песенки, играли сами с собой в какие-то нехитрые игры. Но слез не было.

— А почему они не плачут? — спросила Джессика.

— Наверное, потому что они счастливы, — ответил Симон.

Такого быть не может!

— А что это за место? — спросил Паоло. — Что-то вроде приюта? Это, наверное, приют для сирот?

Сперва Джессика боялась сюда входить. Боялась того, что может здесь увидеть. Грязь, жестокость и полное отсутствие заботы о детях. Как в случае со свиньями, которых загрузили в кузов грузовика и совершенно забыли о том, что они живые. Но здесь все оказалось совсем не так.

Пока они шли по общежитию, она успела заметить, что дети накормлены и содержатся в чистоте. Они смотрели на Джессику и Паоло с нескрываемым любопытством, но без всякого испуга или робости. С ними явно обращались хорошо и с добротой.

Но их было так много, что они, очевидно, понимали: плакать не имеет смысла. Их слезы не имели ничего общего со слезами других детей, таких, например, как Хлоя или Поппи. На эти слезы никто не обращал внимания.

Потому что их было слишком много.

— Четыре миллиона маленьких девочек, — сказал Симон. — В Китае таких брошенных девочек четыре миллиона.

— Это девочки? Вы хотите сказать, что все эти дети — девочки?

— Да, — ответил Симон. — И все из-за политики, выбранной правительством. Людям разрешили иметь только одного ребенка: мальчика или девочку. Большинство предпочитают иметь мальчика. Особенно в деревне. Малообразованные люди низкого происхождения.

Четыре миллиона маленьких девочек стали сиротами из-за политики под названием «одна семья — один ребенок».