Семья - Тони Парсонс (2009)

Прошло уже двадцать пять лет, а Кэт в каком-то смысле все еще чувствовала себя той веселой, неуклюжей одиннадцатилетней девочкой — сплошные ноги, руки и глаза, — которая смотрела на то, как ее мать делает перед зеркалом макияж и, улыбаясь самой себе, готовится разбить вдребезги их семейный корабль.

«Итак, ты моя большая девочка, Кэт. Джесси, конечно, тоже большая, но она слишком застенчива, а Меган все еще ребенок. Но ты — ты уже большая, и я знаю, что ты будешь храброй. Не правда ли, Кэт?»

Кэт неопределенно кивнула головой, а потом появилось такси с мужчиной на заднем сиденье и навсегда умчало из дома ее мать.

В последующие годы, когда Кэт с сестрами пережили все невзгоды и трудности, которые выпадают на долю детей из распавшихся семей, она на самом деле старалась — причем, старалась изо всех сил! — быть храброй. И когда лифт открылся на этаже, где жила мать, Кэт попыталась вновь ощутить в себе эту храбрость.

Но она боялась, что мать все еще способна причинить ей боль, и поэтому сильно сомневалась в том, сможет ли с достоинством выдержать предстоящее свидание.

Кэт позвонила в дверь, и перед ней появилось лицо Оливии.

— Принесла? — спросила та.

— Принесла.

Кэт вошла в квартиру, которая показалась ей гораздо меньше, чем тогда, когда она попыталась переехать сюда вместе с сестрами много лет назад. Но везде царили тот же порядок и чистота, что и раньше. Никакие грязные детские ручонки ни разу не касались аккуратно расставленных по полкам вещей. Везде стояли фотографии самой Оливии, молодой, красивой и улыбающейся, в компании гораздо более знаменитых людей. Когда-то эти фотографии казались Кэт шикарными, а теперь она видела в них лишь нечто трогательное и жалкое.

Романтические комедианты, банальные мачо из телевизионных постановок — их было так много, этих нещадно избиваемых копов, своенравных частных детективов или специальных агентов а-ля Джеймс Бонд, — и блеклые старлетки, чьи имена давно забыты. Неужели это самое большее, на что была способна ее мать? Неужели ради этого она бросила своих детей? Ради какого-то атлетичного красавчика на заднем сиденье автомобиля и ради мимолетной, кратковременной славы? И даже теперь Кэт была потрясена тем, что нигде в квартире Оливии не было фотографий ее дочерей. Но она тут же рассердилась на себя и подумала: «Да какое мне дело?»

Из соседней комнаты слышался шум, словно кто-то выполнял там домашнюю работу. В дверях показалось лицо темнокожей домработницы и тут же исчезло.

— У тебя будет ребенок, — сказала Оливия, зажигая сигарету.

— Да, — ответила Кэт, — но все равно, можешь курить.

— А я знаю его отца?

— Отец за кадром.

— О, дорогая! Он тебя бросил, не правда ли?

«Я сижу у нее две минуты, — подумала Кэт, — а мы уже готовы вцепиться друг другу в горло. Мне надо успокоиться, быть выше этого».

— Я не позволила ему слишком долго маячить перед носом, чтобы он мог меня бросить, — сказала она. Ее мать приподняла бровь. Интересно, что означает этот хорошо отрепетированный жест? И означает ли он вообще что-нибудь? — Помнишь, что ты мне когда-то говорила? — продолжала Кэт. — Родители гробят первую половину твоей жизни, а дети вторую.

— Неужели я такое говорила? — заквохтала Оливия, очень довольная собой. — Между прочим, это сущая правда.

— Да, ну а где теперь твои бывшие любовники? Мне кажется, именно они испоганили твою жизнь! Разумеется, с твоего согласия. И только в той мере, в какой ты сама позволила им это сделать.

Ее мать рассмеялась.

— Ты ведь не из числа охотниц за спермой, о которых я так много читала?

— Охотниц за спермой?

— Ты же не из числа тех женщин, которые терпят при себе мужчину до тех пор, пока тот не сделает им ребенка?

— Нет, почему же, я именно такая. Охотница за спермой. А вот, кстати, то, что я тебе принесла.