Обними меня крепче - Николь Майклз (2017)

– Я иду с тобой. А если начнешь возражать – устрою сцену. И учти: наш разговор не закончен.

Следуя за Линдси, Дерек кипел от негодования, поскольку понял, что именно она хотела сказать: он никогда ее не любил. А почему бы, собственно говоря, ей так и не думать? Ведь, по сути, именно в это он заставил ее поверить много лет назад. Тогда ему казалось, что так будет проще. Ведь невозможно объяснить женщине, которую безумно любишь, что выбираешь не ее; что выбираешь не любовь, а правильный поступок, которого от тебя ожидают, даже если при этом причиняешь ей боль. Все это было дико, глупо, неправильно, но он должен был сказать ей правду, какой бы неприглядной она ни была.

Медсестра отвела Линдси в отгороженный ширмой угол, усадила на стул и принялась выяснять, что произошло. Линдси подробно все рассказала, и его опять охватило чувство вины. Он знал, что весит прилично, что следовало крепче держать ее, не допускать, чтобы она упала, и уж тем более не падать на нее… Понимая, что ей больно, он чувствовал себя все хуже. Если бы только он мог взять ее боль себе…

– Что ж, давайте снимем куртку, – предложила сестра, – и перчатки.

– Я не могу, – жалобно призналась Линдси. – Там плотные манжеты, и очень больно.

Женщина нахмурилась и повернулась к стеклянному шкафчику.

– Придется разрезать.

Линдси явно заколебалась, но тут вмешался Дерек:

– Купим тебе новые. Пусть режет.

– Это перчатки Анны, – сказала Линдси.

– Ничего, она поймет. – Он взглянул на медсестру. – Режьте.

Та осторожно разрезала перчатку, и их взору предстало распухшее и покрасневшее запястье. Дерек даже зажмурился, но не потому, что был слишком уж чувствительным, а потому, что дело касалось Линдси: ей было очень больно, и виноват в этом он.

– Ух ты, – дрожащим голосом заметила Линдси. – Выглядит даже хуже, чем я думала.

– Насколько больно, если оценивать по десятибалльной шкале? – спросила медсестра. – Один – это боли нет совсем.

От Дерека не укрылось, что она бросила на него быстрый взгляд.

– Если не шевелить рукой – думаю, на три балла, а если шевелить – шесть… с половиной.

Дерек не выдержал и усмехнулся:

– С половиной?

– Ну семь. Так лучше?

Медсестра перевела взгляд с одного на другого и опустила глаза на экран ноутбука, потом, что-то напечатав, продолжила осмотр: измерила кровяное давление и температуру, посчитала пульс. Проводив их в палату и пообещав, что в самое ближайшее время к ним придет врач, медсестра ушла.

Дереку приходилось бывать в больнице с сыном, и он знал, что «в самое ближайшее время» может означать что угодно: и пять минут, и час, – поэтому предложил, усаживаясь на жесткий как камень скрипучий стул:

– Ты права: это займет какое-то время. Устраивайся поудобнее.

– Ты можешь ехать, – проговорила Линдси, присев на краешек кровати и придерживая здоровой рукой больную.

Дерек взял пульт и включил телевизор, подвешенный под самым потолком. На экране возник Губка Боб.

– Это же мой любимый эпизод! – заявил он вполне серьезно.

Линдси закатила глаза, но он почувствовал облегчение, увидев, что она забралась на кровать и откинулась на приподнятое изголовье. Под ярким светом больничных ламп ее кремовая кожа выглядела очень бледной.

Через десять минут пришла очередная медсестра, прикатив с собой тележку с ноутбуком. Снова начались вопросы. Дерек заметил, что Линдси явно чувствует неловкость. Ее глаза беспомощно метались между ним и сосредоточенно печатавшей женщиной. Не приходилось сомневаться: она не хочет, чтобы он слышал ее ответы, поэтому он встал:

– Пожалуй, выйду ненадолго.

Линдси заметно расслабилась и кивнула. Дерек закрыл за собой дверь палаты и прислонился к стене в коридоре. В приемном покое было немноголюдно – хоть в этом повезло. Он рассеянно улыбнулся двум медсестрам, стоявшим у окошка регистратуры, и в этот момент до него донесся голос Линдси.