Мгновения жизни - Марика Коббольд (2007)

— Простите меня, но я не помню. Там было чертовски много народу, на этой вечеринке. Наверное, Том и Анжелика решили собрать у себя всех, у кого побывали сами за последние два года. А может, я была пьяна.

— О нет, нет, что вы. Все дело во мне: у меня совершенно незапоминающееся лицо. — Его трудно было назвать высоким, зато телосложение вполне подходило для того, чтобы взламывать застрявшие выдвижные ящики и передвигать мебель. Он переложил коробку в левую руку, протянув ей правую.

— Меня зовут Эндрю Эббот.

Она пожала ему руку. Ей понравился его взгляд. Он не отводил глаз и смотрел ей прямо в лицо. Она встречала слишком многих мужчин, у которых постоянно бегали глаза во время разговора, словно они боялись, что жизнь улизнет от них, оставит с носом, пока они смотрят на нее.

Вокруг них постепенно оживала воскресная улица, на тротуаре появлялось все больше прохожих. На смену проливному дождю, шедшему всю ночь, выглянуло солнце, и город обрел нетронутый первозданный облик, как если бы за одну ночь душа его очистилась от грехов и грязи.

— Вы уже завтракали? — поинтересовался Эндрю.

Грейс ответила, что еще нет. Эндрю кивнул в сторону кафе на противоположной стороне улицы.

— Составите мне компанию?

— Мне придется сидеть в пальто.

— Уверен, что у них работает отопление.

Она распахнула пальто:

— На мне пижама!

Когда они уселись за столик в задней части кафе, он предложил:

— Кофе?

— Чай, если можно. С медом. И с молоком.

— Гренок?

— Да, будьте любезны, и еще два яйца-пашот, бекон и помидоры.

Эндрю Эббот преподавал латынь и древнегреческий в частной школе для девочек в Девоне. Если не считать трех лет учебы в университете Дарема и еще двух, когда он жил и работал в Лондоне, Эндрю, по его собственным словам, душой и телом принадлежал Девону.

— Мне нравится быть рядом со своей семьей. — Он сделал паузу, глядя на нее со смешанным выражением смущения и изумления, и она поднесла сигарету ко рту, чтобы скрыть улыбку. — Полагаю, вы подумаете, что я маменькин сынок. — Он взял коробку спичек, оставленную кем-то на столе, и дал ей прикурить. По тому, как он поморщился, когда струйка дыма скользнула по его лицу, Грейс поняла, что он не одобряет курения, и от этого его вежливость произвела на нее еще большее впечатление.

— Маменькин сынок, говорите? Вовсе нет, — откликнулась она. — Наоборот, вы приятное исключение. Если быть до конца честными с собой, то большинство из нас предпочло бы иметь семью, рядом с которой можно было бы жить.

— Не знаю. Мне кажется, это так старомодно. — Грейс не стала говорить ему, что твидовый пиджак и вельветовые брюки, а также тот факт, что он преподает древнегреческий и латынь в частной школе для девочек, в любом случае делают его еще более старомодным.

— Ну, а вы? У вас есть семья?

— Миссис Шилд, моя мачеха, живет в Суррее. У меня есть тетя и дядя в Соединенных Штатах. Все мои дедушки и бабушки уже умерли. Родители тоже, хотя, как утверждает наш викарий, они всегда со мной. — Она подалась вперед. — Между нами говоря, они слишком усердно делают все, чтобы оставаться незамеченными. — Она выпрямилась и отпила немножко чая. — У меня есть брат в Австралии; он удрал от меня как можно дальше, но потом сообразил, что плавает по кругу.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Вы слишком легкомысленно к этому относитесь.

Она бросила на него взгляд из-под темных ресниц.

— Могу заплакать, если хотите.

— Нет, не хочу, что вы. — Ей льстило, что он смотрел только на нее, не повернув головы, даже когда официантка уронила полный поднос со стаканами. — Вы близки со своей мачехой?

— Я принимаю ее как должное, что, наверное, означает «да».

На лице Эндрю появилось озабоченное выражение. А ведь он познакомился с ней… Грейс взглянула на свои часики… всего тридцать пять минут назад и уже беспокоится о ней.