Чужие страсти - Эйлин Гудж (2010)

Дома и машины Консепсьон не волновали. Все, что ей нужно сейчас, — это место, где она могла бы остановиться. А потом она постарается заработать столько, сколько понадобится для того, чтобы попасть в Нью-Йорк, где живет сеньора. Пока же у нее едва хватало денег, чтобы пристойно питаться, так что перспектива добраться до Нью-Йорка казалась весьма отдаленной.

Она опустилась на неряшливую бурую лужайку в центре дворика, примыкавшего к многоквартирному комплексу. Сидя в тени пальмы, которая, похоже, тоже знала лучшие времена, Консепсьон решила, что будет ждать Эдуардо здесь, и если потребуется — целый день.

Она мгновенно погрузилась в крепкий сон и проснулась, когда солнце стояло уже высоко. Оно пробивалось сквозь листья пальмы, отбрасывающие длинные тени на траву, где она лежала. Внезапно Консепсьон вздрогнула, сообразив, что одна из этих теней принадлежит стоявшему рядом с ней мужчине. Она быстро села и стала приглаживать руками волосы, в которые набились колючки и травинки. Волосы уже успели немного отрасти и торчали на голове, как перекати-поле. Какой у нее, должно быть, жалкий вид! Разлеглась здесь, как какая-нибудь vago[67]. Она искоса взглянула на мужчину, стараясь понять, чего он хочет. Может, он собирается сдать ее властям… или отнять то немногое, что у нее еще осталось? Из-за светившего в глаза солнца женщина не могла рассмотреть его лицо.

Но он только вежливо спросил по-испански:

— С вами все в порядке, сеньора?

У Консепсьон отлегло от сердца. Она кивнула, обнаружив, что ей трудно говорить. Было такое ощущение, что ее рот выстлан ворсистой тканью. В конце концов ей все-таки удалось произнести охрипшим голосом:

— Я ищу своего зятя. Его зовут Эдуардо Санчес. Вы его случайно не знаете?

Мужчина присел на корточки, и, когда их глаза оказались на одном уровне, Консепсьон наконец рассмотрела его. У него было доброе лицо. Не молодое и не старое, не красивое и не уродливое. Просто… доброе. Приплюснутый нос над широким, аккуратно очерченным ртом, густые темные брови, словно в изумлении изогнувшиеся над глазами цвета крепкого кофе. Она также заметила, что у него хорошие зубы, а в кудрявых волосах пробивается седина. А главное — и это было самым важным, — он тоже был деревенским парнем. В отличие от одежды, которую носят гринго — с замысловатым узором и яркими логотипами, похожими на наклейки для автомобилей, — на нем были простые джинсы и обычная коричневая рубашка. Он снял кепку и, почесав затылок, нахмурился, пытаясь вспомнить кого-нибудь с такой фамилией.

— Был здесь какой-то Санчес. Он, кажется, жил раньше в одной из квартир наверху. — Мужчина указал на ряд выцветших синих дверей, выстроившихся вдоль открытого прохода по периметру всего второго этажа комплекса. В одну из этих дверей Консепсьон уже стучала перед этим. — Я только не знаю, тот ли это человек, которого вы ищете. Фамилия очень распространенная.

Сердце ее упало.

— Вы сказали «жил раньше»?

Мужчина пожал плечами.

— Может, он был нелегалом? Они обычно не задерживаются на одном месте. — Ее растрепанный вид и то, что она ночевала под открытым небом, видимо, навели его на мысль, что у человека, которого она искала, не было «зеленой карты». — Те, кого не поймали, в конечном счете едут туда, где могут найти работу.

— А бывает такое, что они возвращаются? — с надеждой в голосе поинтересовалась Консепсьон.

Он снова пожал плечами, и на лице его она прочла ответ, который боялась услышать.

— А этот Санчес… вы сказали, что он ваш зять?

Она кивнула. Разочарование Консепсьон было настолько сильным, что она даже почувствовала его вкус на своем языке — сладковато-соленый вкус слез. Куда ей теперь идти? К кому обратиться?

— Вы не знаете, где я могла бы его найти? — спросила она, стараясь скрыть отчаяние.

Сочувственно глядя на нее, мужчина отрицательно покачал головой.

— Мне очень жаль, señora.