Чужие страсти - Эйлин Гудж (2010)

— Кроме того, что я мусульманин, я еще и ученый. Я знаю об Иуде Искариоте, поскольку изучал другие религии. Он был апостолом, предавшим Христа.

— Точно так же произошло и у нас с Абигейл, — сказала Лайла. — Все годы, пока я росла, ее мать, Розали, работала у нас в доме, и они с Абби стали частью нашей семьи. Родной сестры у меня никогда не было, поэтому я относилась к Абби как к сестре. Как-то, совершенно неожиданно для всех, моя мать обвинила Розали в воровстве, после чего они в одночасье уехали. Мое преступление состояло в том, что я не могла решить, кому мне верить, а потом стало слишком поздно.

— Сколько лет вам было тогда?

— Достаточно, чтобы уже соображать. — Застарелое чувство вины словно ножом кольнуло Лайлу. — Мне было так стыдно, что я даже не могла написать Абби и рассказать ей, как сожалею о случившемся. И чем больше проходило времени, тем труднее было взяться за письмо. А теперь и вовсе не стоит.

— Поздно сказать ей, что вы сожалеете о том, что произошло? Или ей поздно простить вас?

— И то и другое. — Лайла тяжело вздохнула. — Трудно начинать разговор о своей вине, если заранее знаешь, что твои извинения не будут приняты. Я пробовала. И у меня, скажем так, получилось не очень гладко.

Некоторое время Карим молчал, и в морозном воздухе был виден только густой пар от его дыхания.

— Простить бывает очень трудно, — наконец произнес он. — Я думаю, что для этого требуется верить в искренность другой стороны.

Лайла задумалась. Действительно ли она была убедительна и предоставила Абигейл возможность простить ее? В тот единственный раз, когда она извинилась перед ней, слова ее могли звучать не совсем искренне, особенно если учесть сложившуюся ситуацию. Да и Вон точно заметил, что произносились они в тот момент, когда это выглядело как шаг для решения корыстных задач Лайлы. С другой стороны, Абигейл тоже не попыталась облегчить ей эту задачу. Зная, как она подавлена, Абигейл вполне могла бы продемонстрировать хоть каплю сочувствия. Неужели Лайла к этому времени еще недостаточно настрадалась?

Внезапно с тяжело прогнувшейся ветки на тропинку с глухим звуком сорвался большой ком снега, вспугнув птиц, которые какофонией своих сварливых криков разорвали кафедральную тишину леса. Карим утоптал рыхлый снег на засыпанной тропинке, и они пошли дальше.

Когда они поднялись на вершину холма, Лайла увидела елку. Идеальное дерево! Орегонская ель, не большая и не маленькая, с густыми ветвями, образующими правильную коническую форму. Через минуту уже раздавался визг бензопилы, эхом разносившийся по всему лесу. Деревцо было молодое, поэтому спилить его удалось без особого труда. Карим связал ветки бечевкой, и они вдвоем потащили елку вниз по склону, держа ее с разных концов.

Вернувшись домой, он нашел в гараже старую подставку для елки и помог Лайле ее установить. Когда дерево, втиснувшись в угол гостиной, наконец оказалось на своем месте, они отступили назад, чтобы полюбоваться зеленой красавицей. Лайла повернулась к Кариму и с улыбкой произнесла:

— Я чувствую себя несколько странно: приходится благодарить мусульманина за то, что он вернул мне дух Рождества. Поэтому, скажем так, я перед вами в долгу. Спасибо.

— Пожалуйста. Не стоит благодарности. — Он накрыл ладонью ее руку, словно желая усилить действие своих слов, и, хотя прикосновение это было легким и совсем не предосудительным, по телу Лайлы пробежала дрожь. Как будто Карим прикоснулся к голому телу. Она медленно отодвинулась и, отвернувшись от него, снова перевела взгляд на елку.

— Теперь все, что ей нужно, — это украшения. Думаю, понадобятся какие-нибудь красивые лампочки и, возможно, несколько прозрачных стеклянных шаров, — сказала Лайла. — Жаль, что у меня не осталось моих старых елочных украшений. Боюсь, что они где-то потерялись во время всей этой суеты, связанной с переездом.