Ключевой момент - Лидия Лукьяненко (2008)

— Под общагой стоит. «Гольф» подержанный. Но в хорошем состоянии. Да и я его подправил чуток…

В этот момент дверь распахнулась и влетел раскрасневшийся от бега Степка.

— Мама, где мой новый конструктор? Мы с Сережкой уже в футбол поиграли, теперь будем дом строить.

— В углу, за диваном.

— Привет, Степка!

— Привет, дядь Миша! А ты новую игру поставил?

— Поставил, приходи играть.

— Приду! — пообещал Степка и умчался с коробкой в руках.

Миша перевел вопросительный взгляд на Галю, и в этот раз она не опустила взгляд.

— Я согласна.

Его поцелуй был похож на невинный поцелуй школьника, и она неожиданно рассмеялась.

— Ты чего?

— Да ты целоваться не умеешь.

— Вот бессовестная, — деланно обиделся Миша. — Я полгода каждый свободный вечер провожу только с тобой. Ты хоть раз позволила до себя дотронуться? Где мне было практиковаться? Разучился, понятное дело. — И он крепко обнял ее и поцеловал уже более смело. Они все еще целовались, когда в комнату опять влетел Степка. Мальчик остановился, пораженный тем, что увидел. Потом смущенно заулыбался и посмотрел исподлобья на взрослых. Галя отстранилась от Миши, но он все еще обнимал ее одной рукой.

— Мама, — стесняясь, спросил Степка, — ты выходишь замуж за дядю Мишу?

— Да вот, думаю, — еле сдерживая смех, но серьезно ответила Галя. — Ты не против?

— А мне надо будет называть дядю Мишу папой?

— А ты как хочешь? — спросил Миша.

— Хочу папой, — совсем засмущался мальчик, и Галя привлекла его к себе.

Они усадили Степку на диван между собой и снова быстро поцеловались.

— Значит, завтра расписываемся, — сказал Миша.

— Как завтра? Так быстро?

— А зачем тянуть?

— Сразу не распишут. Нужно сначала заявление подать.

— Ничего не нужно, — отрезал Миша. — Подруга моей невестки работает в загсе. Нас распишут завтра же…

Галя, улыбаясь, шла по улице. Сегодня первый день после долгой зимы, когда сразу чувствуешь: начинается весна. После холодных февральских морозов пошли снегопады. Снег все валил и валил — и днем, и ночью. Город, казалось, просто утопал в белых сугробах. Движение на улицах было затруднено. Снегоочистительные машины работали каждую ночь, но к утру все дороги снова заметало. Дворники с трудом справлялись со своими обязанностями. От подъезда до остановки надо было идти по узким коридорам среди высоких сугробов. На работу теперь она добиралась сорок минут, хотя обычно это занимало не больше четверти часа. И вот к концу марта наконец потеплело. Снег начал таять, и теперь улицы возле их нового дома напоминали ей расположенную на воде Венецию, с той лишь разницей, что нельзя было взять гондолу. Почти каждый день у нее были мокрые ноги. Ни новые сапоги, ни теплые ботинки не выдерживали хождения по воде. Ее учеников привозили на машинах, а ей приходилось проезжать две остановки на автобусе и три на метро, а потом еще немного пройти. Но за этот короткий отрезок кожаная обувь успевала напитаться водой. А ей сейчас нельзя было болеть, никак нельзя. Поэтому последнюю неделю Галя просидела дома, взяв больничный на Степкин насморк, выдав его за серьезную простуду. Пришлось схитрить, но так было нужно.