Единственный и неповторимый - Адриенна Бэссо (2018)

– Тогда мне остается быть галантным кавалером. Должен ли я прочитать стихи, воспевая твою красоту, таланты и добродетели?

– Они произведут на меня неизгладимое впечатление?

– Боюсь, что нет. Я ужасный поэт.

– А у меня нет талантов и добродетелей.

– О, тогда мы прекрасная пара. Давай поднимем за это тост.

Джоан взяла чашку, предложенную Малколмом, и негромко ахнула, когда горло обожгло крепчайшее виски.

– Я думала, это вино, – сдавленно пробормотала она.

– Судя по твоему виду, тебе необходимо что-то более крепкое, – объяснил Малколм, снова наполнив ее чашку.

Джоан не знала, как воспринимать это замечание, и даже сделала попытку вернуть ему чашку, но разлившееся в пустом желудке тепло неожиданно показалось ей удивительно приятным, и она расслабилась. Возможно, Малколм прав. Она сделала еще несколько глотков, и чашка опустела.

Джоан медленно повернула голову и едва не вскрикнула, заметив, что Малколм внимательно наблюдает за ней. Его глаза потемнели, взгляд был напряженным. У нее что-то затрепетало внутри. Казалось, воздух вокруг них наполнился предвкушением.

Неужели ее тянет к нему? Нет, этого не может быть. Тем не менее, Джоан чувствовала желание потянуться к нему – возможно, он снова ее поцелует.

Взрыв раздавшегося где-то в стороне мужского смеха развеял чары. «Всему виной виски», – решила она и протянула Малколму пустую чашку.

– А еще есть?

Он окинул ее странным взглядом, но снова наполнил чашку.

Джоан опустила глаза и стала медленно потягивать виски. Оно больше не обжигало, только согревало. Чашка опустела, когда вернулись Бриенна, Гертруда и дети.

Все расселись у костра и отдали должное свежей рыбе, хлебу и твердому сыру. Настроение было приподнятым. Присутствие малышей вызывало улыбки на лицах даже самых суровых воинов.

Хотя еда аппетитно пахла, Джоан почти не ела. Вместо этого она вертела в руках чашку, лишь глядя на еду. Каллум сидел между ней и Малколмом и активно жевал. Его аппетит впечатлил окружающих, которые наперебой подсовывали ему самые лучшие кусочки. Джоан подумала, что должна сделать ему замечание, поскольку его манеры можно было счесть ужасными. Но отругать малыша, который так радовался жизни, было невозможно.

На очистившемся от туч небе взошла луна. Ее серебряные лучи освещали лагерь. Джоан прислушалась к уханью совы и поняла, что уже очень поздно. Она стала укачивать Каллума, задремавшего у нее на коленях, сожалея, что не может спать рядом с ним. Увы, теперь это невозможно. У нее есть муж.

– Пора спать, – объявил Малколм. – У нас нет палаток, но люди повесили на низкие ветки деревьев одеяла, чтобы обеспечить нам уединение.

Джоан покраснела. Помимо воли вернулись воспоминания о том, как она делила постель с Арчибальдом. Она помнила его слюнявые поцелуи, жадные руки, грубое болезненное совокупление. Едва ли это был опыт, который она стремилась повторить. Воспоминания были неприятными, но избавиться от них было невозможно, как ни старайся.

– Спокойной ночи, мой храбрый маленький воин, – проговорила она, целуя Каллума.

Он инстинктивно прижался к ней. Гертруда потянулась, чтобы взять малыша, но Малколм опередил ее.

– Мальчик слишком тяжелый, чтобы ты его носила, – сообщил он, затем поднял Каллума и передал его Джеймсу.

Джоан напряженно следила, как Джеймс отнес ее сокровище к группе воинов, где для него была приготовлена уютная постель. Гертруда не отставала ни на шаг и, устроив Каллума, расположилась рядом.

Джоан встала, высоко подняла голову и направилась к краю поляны. Она без труда нашла обитель для новобрачных, описанную Малколмом. Тот следовал за ней по пятам. На входе она остановилась так неожиданно, что он врезался ей в спину, толкнув вперед.