Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Камилла опустилась на колени, взяла горячую ручку мальчика, продолжая тихо-тихо говорить. Минуты казались ей вечностью. Сидя за плюшевым креслом с кружевной салфеткой на изголовье, прижатая к буфету, девушка вдыхала запах капустного супа и пожилой женщины и чувствовала, как он царапает ей горло. Два кролика наблюдали за ее действиями из сетчатой загородки. Камилле казалось, что сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Она была убеждена, что с минуты на минуту жандармы вернутся, вспомнив, что не арестовали еще одного Гольдмана. Почему схватили Макса и Юдифь? Кто-то донес на них? Но кто? По какой причине? Как, каким чудом они сумели спрятать Самюэля?

Глядя на обезумевшего от ужаса мальчугана, чувствуя под пальцами сухую и горячую кожу его руки, в какой-то момент Камилла задалась вопросом, а правильное ли решение приняла Юдифь, спрятав малыша?

Наконец ребенок вынул палец изо рта. «Мама сказала, чтобы я не шумел и не шевелился. Когда она вернется?»

Камилла немного успокоилась: Самюэль узнал ее. Девушка улыбнулась. «Очень скоро. Ее увезли, чтобы проверить документы. Но пока твои родители не вернулись, я бы хотела, чтобы ты пошел со мной».

Самюэль, нахмурившись, покачал головой. «Я не могу. Мама запретила. И потом, если я уйду, родители не будут знать, где меня найти».

«Им расскажет об этом мадам Вуазен, не так ли, мадам?» Консьержка энергично закивала. «Вот видишь, тебе не стоит беспокоиться. Во всяком случае, твои родители — большие друзья моих. У меня дома даже есть их фотографии. Я покажу тебе. Ну что, теперь ты хочешь поехать со мной?»

Весь остаток дня Камилла провела, пытаясь развлечь Самюэля с помощью игрушек Максанса. Отец вернулся ближе к вечеру и сообщил, что Гольдманов увезли в Дранси. Он пообещал на следующий день попытаться узнать хоть что-нибудь об арестованных.

Видя, что ребенок крепко уснул, Камилла встала с кресла. Она положила мальчика на кровать Максанса и укутала его одеялом. Затем девушка погладила его по голове, приговаривая детскую считалку, которую помнила до сих пор.

Камилла ощутила чье-то присутствие за спиной. Отец казался измотанным. Печаль нарисовала новые морщины на его лице. Андре чувствовал себя виновным. Он должен был убедить Макса покинуть оккупированную зону. Какого черта его друг не уехал, пока еще не было поздно? Но на руках у Юдифи остался умирающий отец, и она отказывалась даже говорить об отъезде, уверенная в том, что с ними ничего не может случиться. А Макс разделял ее уверенность. Когда Андре поведал другу о своих тревогах, тот отчеканил, что Юдифь родилась во Франции, что ее родители переехали в эту страну из Австрии до рождения дочери и что он сам по рождению — француз.

Андре надеялся, что Макса не тронут, и отнюдь не как ветерана войны, но как высококвалифицированного профессионала. Но после того как предприятие Гольдмана оказалось в чужих руках, официально Макс больше не принадлежал к корпорации меховщиков. Андре испытывал отвратительное чувство: ему казалось, что он украл у друга последний шанс ускользнуть от неминуемой опасности. Фонтеруа твердил себе: все это бредни! Так или иначе, Макс был вынужден продать свою фирму. К тому же он не был скорняком — Гольдман за всю свою жизнь не сшил ни единой шубы, — и потому немцы не выдали бы ему столь необходимого Ausweis, который они выдавали рабочим, в чьих услугах нуждались. Правда, когда дело касалось выбора отменной пушнины, Максу не было равных. Порой чутье друга заставляло Андре вспоминать о старом, почти слепом меховщике из Лейпцига, который на ощупь мог определить цвет той или иной шкурки. Но, в любом случае, Андре никогда даже представить себе не мог, что немцы арестуют Юдифь и детей!