Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Камилла выпрямилась. Оставив дверь в детскую открытой, отец и дочь вернулись в гостиную. Подавленные, они уселись друг напротив друга. Камилле казалось, что их утренний спор, словно маленький твердый снежок, холодил ее сердце. Как мог отец согласиться сотрудничать с этими чудовищами, которые врывались в дома невинных жертв, поднимали бедняг прямо с постелей и отправляли их в лагеря для интернированных, прежде чем выслать куда-то на Восток, где их будущее виделось даже не туманным, а зловещим?

— Малыша следует отправить в свободную зону, — бесцветным голосом произнес Андре. — У нас он не будет в безопасности.

— Его нельзя отправлять одного. Он слишком маленький. Ни один проводник не согласится сопровождать пятилетнего ребенка. Будет лучше, если я отвезу его сама.

— Да, но куда ты его отвезешь? — воскликнул Андре, вскакивая с места.

— Ну конечно же, к маме. Он не первый беженец, кого она приютила.

— Прости?

Мужчина так резко повернул голову, что очки соскользнули ему на нос. Он явно был ошарашен.

— Иногда люди, пересекшие демаркационную линию, на некоторое время останавливаются в Монвалоне, — пояснила несколько смущенная Камилла.

— И как давно это началось? — поинтересовался Андре, которому казалось, что он рухнул с небес на землю.

— Более года назад. После прошлогодних августовских погромов.

Андре внезапно почувствовал, как судорога сводит его живот. Бог мой, Валентина осознает всю опасность, которой подвергается? Холодок пробежал вдоль позвоночника мужчины.

— Мне никто ничего не говорил. И с чего все началось?

Камилла неожиданно подумала, не слишком ли она разоткровенничалась? До сих пор она старалась избегать подобных разговоров с отцом, девушка пыталась защитить его, оградить от тревог. Она знала, что Александр сумел наладить контакт с ее матерью, что бегство молодого Симона прошло без происшествий. Она также знала, что другие скорняки еврейской национальности последовали тем же путем, что в окрестностях Шалон-сюр-Сон существует несколько точек, где можно нелегально пересечь демаркационную линию, и что те, кто раньше встречался на ярмарке дичи — скорняки, меховщики, крестьяне и виноградари, — теперь, бывает, сталкиваются нос к носу в туманных сумерках, среди деревьев и виноградных лоз.

Не единожды рабочие Дома Фонтеруа приходили к Камилле за помощью, прося за своих близких или за самих себя. Девушка отводила их к Александру. Затем они следовали проторенным путем, о котором Камилла знала лишь то, что конечным пунктом назначения является дом ее матери.

Юная мадемуазель Фонтеруа ни секунды не сомневалась в своем отце, но теперь было такое время, когда произносить что-либо вслух становилось крайне рискованно, любой новый человек, введенный в курс дела, представлял потенциальную опасность. Она уже пожалела о том, что не смогла сдержать свой язык и не придумала какую-нибудь отговорку относительно переправки Самюэля. Но в любом случае оставлять ребенка у добрейшей мадам Вуазен было бы неосмотрительно, а лгать отцу девушка не желала.

— Все это лишь стечение обстоятельств. Дом находится в свободной зоне.

— Но кто-то же все это придумал? — настаивал Андре. — Ведь не твоя же мать наладила цепочку?

— Нет. Однажды ко мне пришел Александр Манокис. Он хотел просить маму, чтобы она дала приют брату его работницы, затем молодой человек должен был отправиться в Испанию. Александр знал, что у нас есть дом близ Шалона. Так вот все и закрутилось…

Андре встал и принялся мерить шагами комнату. Он ничего не понимал. Валентина, Манокис… Почему? Как? Что навело грека на мысль просить помощи у его жены? Разве они знали друг друга? Все казалось просто абсурдным!

— А ты, в чем конкретно заключается твоя роль, Камилла?

— О, моя роль весьма скромна. Я называю имя Александра тем, кто обращается ко мне. Не беспокойся, мною не заинтересуется гестапо! — пошутила девушка.