Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Француза выдавали лишь руки. Когда в тепле избы Леон Фонтеруа снимал рукавицы, бросались в глаза его длинные тонкие пальцы, казавшиеся слишком хрупкими для сибирского охотника, и даже узловатые суставы не скрывали их изящества. «Руки артиста», — смеялся когда-то Григорий Ильич. «Руки парижанина», — подумал Сергей.

В просторных залах Дворца пушнины в Ленинграде царило оживление. Острый мускусный запах необработанных кож нисколько не смущал сотню покупателей, которые общались друг с другом, прохаживаясь под сводчатыми потолками. На некоторых стенах виднелись светлые пятна — на этих местах висели когда-то портреты Сталина. И пусть его пронзительный взгляд уже перестал преследовать советских людей, этот человек все еще вызывал у них чувство страха, смешанное с восхищением.

На январские торги в Ленинград Камилла привезла много меньше денег, чем в предыдущие годы. Рене Кардо решил сделать ставку на норку, а русские норки уступали по качеству канадским. Соответственно, в этом сезоне Дом Фонтеруа выделил больше средств для торгов Компании Гудзонова залива. «Норка — это будущее», — повторял Кардо. Именно в ней женщины усматривают символ доступной роскоши и восхождения по социальной лестнице. К тому же мех норки отличался утонченными оттенками, и хотя такие шкурки часто портились при растяжке, Кардо посоветовал Камилле отдать предпочтение изысканным белому и бежевому меху.

Камилла терпеливо ждала, пока освободится место у стола, на котором были представлены сибирские белки. Рядом с ней двое мужчин беседовали на русском языке об указе, подписанном годом ранее и направленном на спасение снежного барса, которому угрожало полное уничтожение. Советский Союз обязывался защищать как зверей, проживающих на его территориях, так и тех животных, которые забредали из Китая.

Когда мужчины отошли, Камилла заняла их место и принялась изучать партию пушнины, которую она намеревалась закупить; при этом молодая женщина делала пометки в каталоге, где были указаны размеры и цвета шкурок. Кардо хотел заполучить светло-серые, те, что поступали из района Оби, но мадемуазель Фонтеруа самым тщательным образом осмотрела сине-серые шкурки с берегов Енисея и темно-серые с берегов Амура. Она задавалась вопросом, не слишком ли зациклился ее ведущий модельер на определенной цветовой гамме. «Белый — это цвет богатых людей, — заявлял он. — Когда изделие пачкается, они его выбрасывают!»

— Я должен поговорить с тобой, — прошептал ей на ухо чей-то голос.

Говорили по-русски. Камилла вздрогнула, почувствовав дыхание на шее, и подняла лучившиеся счастьем глаза.

Приехав в Ленинград, она еще не встречалась с Сергеем. Но, увидев серьезное лицо и обеспокоенный взгляд, она поняла, что случилось что-то непредвиденное. Ее сердце чуть не выскочило из груди. У него неприятности и это как-то связано с политикой? Молодая женщина почувствовала страх.

— Что-то не так? — выдохнула она.

— В шесть вечера в твоем отеле.

Камилла хотела задержать любимого, спросить его, почему он так взволнован, но Сергей взглядом призвал ее к молчанию и двинулся по залу, время от времени останавливаясь, чтобы поприветствовать рукопожатием того или иного брокера или меховщика.

Пока не закончился аукцион, Камилла оставалась рассеянной. Она совершенно случайно оказалась у стенда с каракульчой, которую не собиралась покупать, так как этот мех уже стал выходить из моды. В конечном итоге она все же приобрела шкурки сибирской белки, невзирая на то что упрямый меховщик из Милана яростно торговался. Все это время мадемуазель Фонтеруа постоянно думала о Сергее и о предстоящем разговоре.