Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

— У нас с Марусей все равно ничего не получилось бы, мама, — тихо произнес Сергей. — Я признаю, когда-то она мне очень нравилась, но тогда я был еще слишком юным и ничего не знал о любви.

— А что ты знаешь о ней сейчас? Ведь у тебя до сих пор ни с одной девушкой не было достаточно долгих отношений, — сказала Анна. — Маруся была бы тебе отличной женой. Конечно, у нее крутой нрав, но, с другой стороны, женщина должна иметь характер. Эта девушка нашей породы. Она понимает нашу жизнь. Я ведь только о твоем счастье забочусь, Сережа, мне не нравится, что ты так одинок. В этом нет ничего хорошего.

Во взгляде Сергея проскользнула мимолетная грусть.

— Я не одинок… Ну, как бы сказать поточнее…

— Ну наконец-то! — воскликнула Анна. — И кто она? Где вы познакомились?

Молодой человек вздохнул — он понял, что выдал себя.

Теперь мать будет мучить его до тех пор, пока не узнает правду.

— В Лейпциге, после войны.

— Так она нерусская! Мой Бог, только не говори, что она немка…

— Я все расскажу, но прежде позвольте мне достать подарки, — вставая, сказал Сергей. — У меня есть для вас сюрприз.

Из своей дорожной сумки молодой сибиряк извлек несколько сигар, которые он протянул отцу, затем вынул коробку шоколада и яркую цветастую шаль для матери, купленную на базаре в Иркутске. И вот наконец с торжественным видом он достал из недр сумки бутылку коньяка.

— Привезен из самой Франции, из Парижа, — гордо заявил Сергей, доставая из буфета три рюмки.

Он повернулся к родителям, надеясь увидеть их удивленные и обрадованные лица. К великому изумлению Сергея, отец и мать выглядели потрясенными. Анна очень медленно опустилась на лавку. Отец вынул трубку изо рта и вытянул руку, чтобы потрогать бутылку. Его длинные пальцы ласкали этикетку. Свет двух керосиновых ламп, стоящих на столе, переливался янтарными искрами в ароматной жидкости.

— Что-то не так? — спросил Сергей. — У вас такие странные лица! Я хотел сделать вам приятное.

— Ты был в Париже? — поинтересовалась Анна.

— Невероятно, не правда ли? Я провел там два дня. Константин Петрович поручил мне доставить во Францию шкуры соболей.

Взгляд Анны был прикован к мужу. Иван Михайлович казался невозмутимым. Одной рукой он поглаживал бороду. Волосы мужчины до сих были столь же густыми, как и в молодости, но их яркий золотистый оттенок как будто бы вылинял, как и пронзительно-голубой цвет глаз. Ивану Михайловичу исполнилось шестьдесят два года, и его тронутые сединой волосы и светлый взгляд наводили на мысль о посеребренных инеем березах и опаловых красках зимы. Он оставался худым и подтянутым, совсем не таким могучим, как большинство его друзей. Иван ходил уже с трудом — бедро постоянно болело. Летом он пользовался тростью, зимой ему помогали лыжные палки.

Сергей взял бутылку.

— Я не знаю, что…

— Лучше расскажи нам об этой девушке, — с улыбкой прервала сына мать, стремясь загладить возникшую неловкость.

— Она француженка.

Глаза Анны расширились.

Расстроенный Сергей разлил коньяк. Несколько капель упали на белую скатерть. Уверенным жестом он протянул родителям их рюмки.

— Вот видишь, папа, уроки французского, которые ты давал мне в детстве, не прошли даром. Я все вспомнил.

— И как ее зовут? — спросила Анна, пытаясь взять себя в руки.

Несколько секунд Сергей колебался. Ему было непривычно произносить имя Камиллы в этой избе, где он родился, как будто от этого их связь становилась реальнее, переставала напоминать сон.

— Камилла Фонтеруа. Да, она нерусская, это правда, но она принадлежит к династии французских меховщиков, и это как-то сближает ее с нами, вы не находите?

Анна Федоровна выронила рюмку из рук, и она разлетелась на сотню осколков, ударившись о деревянный пол.

— Мама! — расстроенно воскликнул Сергей. — И это после всех моих мучений, стараний довезти бутылку в целости и сохранности…