Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Пьер Венелль поднимался по ступеням Оперы, его жена держала его под руку. Он крайне неохотно согласился сопровождать Одиль на «Бал мехов», благотворительный праздник, организованный во дворце Гарнье[9], чтобы пополнить фонды, предназначенные для обучения молодежи. Пьер никогда не любил пышных празднеств. Толпа его раздражала, а шикарные действа подобных вечеров, обычных для парижской жизни, оставляли равнодушным. Слава богу, на сей раз хотя бы не требовалось маскарадных костюмов! Он просто ненавидел все эти переодевания.

Осенью 1928 года у банкира появилось множество других забот. Не так давно Пьер вернулся из поездки в Нью-Йорк. Биржу лихорадило, его клиенты просили об огромных кредитах: они намеревались скупать дешевеющие акции, мечтая обогатиться. Но это неистовство не коснулось парижанина. Старый банкир Фуркруа, назвав его своим наследником, дал Пьеру последний совет: «Не забывайте, мой дорогой Венелль, что в тех бочках меда, которые вам предлагают банкиры, всегда найдется хоть одна ложка дегтя. Помните об этом, и тогда у вас будет шанс выпутаться из самой трудной ситуации». Это шутливое наставление навсегда врезалось в память Венелля. Будучи мнительным по натуре, Пьер никогда не принимал серьезных решений, не прислушиваясь к внутреннему голосу. И вот сейчас этот голос нашептывал, что колосс Уолл-стрита опирается на глиняные ноги.

— Это просто великолепно, ты не находишь? — прошептала ему на ухо Одиль.

Пьер пробежал взглядом по оголенным спинам дам, их облегающим платьям из переливающегося крепа, отметив высокие разрезы, открывающие ноги при ходьбе.

— Я говорю об оформлении, — уточнила супруга. — А если ты будешь продолжать смотреть на моих соперниц с такой жадностью, то я затею флирт с ребятами из парижской жандармерии, которые стоят на лестнице!

— Еще бы! Ведь униформа, как ничто другое, привлекает женщин, — пошутил Венелль и поднес руку Одили к своим губам.

В последнее мгновение он перевернул ее кисть и поцеловал внутреннюю сторону хрупкого запястья. Молодая женщина опустила глаза. Даже после нескольких лет брака Пьер по-прежнему мог смутить ее, как юную лицеистку. Она не сожалела о том, что вышла за него замуж, хотя иногда задавалась вопросом, что же он в ней нашел.

— Я просто тебя люблю, — прошептал мужчина, как будто смог прочесть ее мысли.

— Я не верю, что ты вообще умеешь любить, — внезапно очень серьезно возразила Одиль и, вновь вернувшись к веселому тону, добавила: — Давай поторопимся, сейчас начнется дефиле. А мы еще должны найти Андре и Валентину.

Проницательность жены не переставала развлекать Венелля. Пьер женился на Одили, покоренный ее взрывным характером и тем, что она постоянно говорила, — это позволяло ему молчать, — а еще потому, что он устал возвращаться каждый вечер в совершенно пустую квартиру. Она была веселой, пылкой, порой ее одолевали приступы гнева, она любила смеяться, порхать и пить шампанское. Она занималась любовью, как будто танцевала чарльстон, — безудержно. «Быть может, я действительно люблю ее?» — изумленно подумал Пьер, когда она потянула его к ложе, зарезервированной за Фонтеруа.

С удивительной грацией Валентина поднялась с кресла и повернулась, чтобы расцеловать Одиль, затем она, как обычно, настороженно взглянула на Пьера. Этим вечером на мадам Фонтеруа было красное муаровое платье, декорированное узором из стразов в виде солнца. Ее лоб обхватывала повязка, усеянная блестками, которые подчеркивали сияние лучистых глаз. И Пьер понял, что «Нелюбимой» достаточно лишь пальцем шевельнуть, подать лишь один-единственный знак, и он бросит все, чтобы последовать за этой женщиной, приводящей его в отчаяние.