Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

— Здорово, старик.

Обнимаются. Олег и Федору пожимает руку.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер.

Шершневский отводит друга в сторону:

— Слушай, она меня как бы не приглашала. Боится очень. Все-таки для нее это тоже дебют, только режиссерский… — окидывает взглядом Федора. — А это кто?

— Не знаю. Кто-то. Я у него прикурить спрашивал.

— А… А я думал, вы вместе… Ничего, что я здесь? Как ты думаешь, она не разозлится? Подумал еще отпиарить слегка событие. Шепнул как бы просто так паре журналистов, что я здесь буду Должны были набежать.

— Так набежали.

И действительно, бегут уже с микрофонами и камерами.

Олег удовлетворенно улыбается:

— Ну что? Я же говорил!

Идет Шестакович. На нем серебристый костюм. Рядом — молоденькая спутница, едва достигшая совершеннолетия. В дверях он раскланивается с доктором Дроздовым, гордясь новой покупкой. Но и сексолог экипирован для светской вечеринки: на некотором расстоянии от него семенит барышня с пышными формами — эдакий эрзац Нонны. Дроздов улыбается Шестаковичу. Тот смотрит на девушку Дроздова глазами кладбищенского сторожа и незаметно кивает. Мужчины продемонстрировали друг другу свои последние сексуальные приобретения. Ничья.

В другом конце холла толпа тинейджеров окружила Терезу Обломову. Она нехотя раздает автографы. Сквозь толпу просачивается автослесарь и дровосек Роман. Он смущенно протягивает мозолистой от топора рукой Терезину фотографию, где она с Юлей, Нонной и Соней.

— Можно автограф?

— А у остальных уже собрал?

Рома смущенно мнется. Тереза смеется и подписывает снимок.

На входе двое охранников преградили путь балерине Александровой.

— Вас завтра же уволят! Нет, вы уже уволены! Я — Александрова. Я — балерина.

— Вас нет в списках, — объясняет один из молодцев.

— Меня и так знает вся страна. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня заносили в какие-то списки.

— Ладно, пусти ее, — говорит второй. — Проходите, только не кричите так.

Александрова пинает ногой мусорную корзину.

— То-то же. Всяк начальник на своем месте.

До показа полчаса.

_____

Финал. Одна за другой выходят подруги. Каждая из них одета в подвенечное платье. Соня в ярко-красном, как женщина вамп, алая фата, как кровавый туман перед глазами. Нонна — в белоснежном, как вечная невеста. И платье, и фата, на первый взгляд, вполне классические. Но если приглядеться, то подол платья срезан так, что видны подвязки и чулки, а корсет заужен настолько, что еще больше подчеркивает бюст. Выходит сама Юля — женщина-ребенок в бантиках и оборках черного цвета.

Овация.

Несколько дней опустошающей неги. Затем утомляющей пустоты. Соня заперлась в квартире и часами говорила с Добрушей по телефону. Юльку не выпускал Эдуард. Как обнял после показа, так и держал. Нонне пришлось труднее всех. Она делила дни и ночи между Олегом и Федей. Кто бы мог подумать?

Когда человек живет один-одинешенек в глухом бору, его называют отшельником. Когда он или она — неважно — живет проблемами семьи, его называют хорошим семьянином с ограниченным кругозором. А когда Юля, Соня и Нонна сидят в кафе Лосевой и разглядывают Невский в витрине, как это назвать? Дружба похожа на участие в каком-то заговоре против мира, или во имя его, смотря по обстоятельствам. Это тайный орден с ограниченным участием посвященных. Перед ними остывший кофе и сегодняшние газеты, где на фотографиях их свадебное трио в финале Юлиного показа, а также обычная школьная тетрадь, на первой странице которой уверенным почерком Нонны было когда-то выведено: «Как выйти замуж и быть счастливой».

— Нет, здесь точно есть что-то мистическое, — встрепенувшись, не к месту сказала Нонна.

— В ком? — вяло спросила Соня.

Нонна поправила устало:

— В чем.

Соня покорно уточнила вопрос:

— В чем?

Нонна берет тетрадь и осторожно кладет перед собой.

— В ней.