Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

— Значит, я могу вас попросить?..

— О чем угодно, в пределах, конечно, допустимого, — балерина смеется заливисто и молодо. — Если вы скажете: «Александрова, съешь свои пуанты», я вряд ли смогу это сделать…

— Нет, пуанты не надо. Просто не забывайте обо мне. Я имею в виду, мои таланты. Я для вас еще кое-что придумала.

— Юля, конечно! Мы же договаривались, что вы мне шьете несколько платьев. Обязательно, Юля, обязательно.

— Только помните, что я больше не работаю на Воропаева, и деньги в кассу мне, а не ему.

— Обещаю.

— И еще одна дружеская услуга…

Елизавета Александрова поднимает бровь. К ней часто обращаются с просьбами, и она этого не терпит. А Юля собирает волю в кулак, чтобы произнести просительные слова. Вдыхает и выпаливает, зажмурив глаза:

— Не могли бы вы рекомендовать меня нескольким своим приятельницам? У вас же есть, наверное, знакомые?

Лиза облегченно вздыхает.

— Господи, конечно, я о вас расскажу. Уже многие заинтересовались. Не всем, конечно, пойдет ваш стиль, но они-то об этом не знают. Они будут только счастливы.

— Ну, про «счастливы» я не уверена, но точно не пожалеют.

— Юля, держитесь.

— Но пасаран.

Она вскидывает кулак в приветствии испанских коммунистов. Балерина уходит. Юля роняет руки на живот Обломовой.

— А! — кричит рок-звезда.

— Прости, забылась…

— Ты что, шмотки шьешь?

Юлька почему-то вдруг чувствует себя совершенно опустошенной:

— Ну да. Придумываю и шью. Шью, паяю, плету, вяжу. Все делаю.

— Ну да?

— Вот тебе и «ну да».

— А эта кляча кто?

— Балерина известная.

— Да ты, можно сказать, знаменитость.

— Ага, без пяти минут… широко известна в узких кругах. Только денег ни шиша и работы не предвидится.

— А эта?

— Что эта? — Юля безнадежно машет рукой. — Она уже давно обещает. Только обещает. Ты думаешь, она хочет, чтобы кто-нибудь из ее знакомых теток ходил в моих платьях? Нет, она лучше одна будет блистать. Как будто я им одинаковые пошью! Я ж все равно отталкиваюсь от самой женщины, от ее характера, от ее индивидуальности. Неужели я своих Нонку и Софу в одинаковое одену! Они ж не подружки невесты…

Обломова делает еще глоток и под монолог Юли отключается. Пустая фляжка с грохотом падает на пол.

Депрессия подкрадывается незаметно. Сначала ты чувствуешь, что слишком быстро утомляешься от самых обыденных действий. Потом даже зубная щетка кажется тебе неподъемным грузом. Теряя силы, ты решаешь, что надо развлечься. Но ни встречи с друзьями, ни алкоголь, ни попытка уйти в работу тебя не радует. Ты слышала, что в таких случаях хорошо помогает новый роман, но это требует эмоций, а у тебя их нет. О разовом сексе ты думаешь с отвращением. Депрессия подступает незаметно, а когда ты ее замечаешь, она уже полностью владеет тобой. Тебе остается только лежать на диване и ждать, пока эта тошнотворная тоска отпустит, откатится по закону природы.

Юля лежит на диване и пьет вино. Кот вертится вокруг своей пустой плошки. Юля отпивает еще и щелкает кнопкой телевизионного пульта. На экране элегантные манекенщицы прохаживаются по подиуму. Кот садится на середине комнаты и требовательно кричит — просит еды. Юля запускает в него диванной подушкой. Звенит, надрываясь, телефон.

Место Юли за столиком пустовало. Обе ее подруги поглядывали на Юлькин стул с тревогой. Соня нервно курила. Нонна, как всегда в минуты душевных волнений, прикрывалась искусством: она достала альбом с репродукциями Босха и с отвращением разглядывала. Соня дымит как дракон, выпуская сигаретный дым ноздрями. Нонна отмахивается. Всматриваясь в уродцев из фрагмента «Сада земных наслаждений», она гадливо морщится.

— Ужас какой! Нет, не мой художник, — говорит она и набрасывается на Соню: — Лучше бы Лосева здесь курить запретила.