Ночные тайны - Ганс-Йозеф Ортайль (2006)

Такой поворот в разговоре не понравился Георгу. Он не ожидал, что окажется в центре внимания, а качества его характера будут так подробно обсуждаться. Когда Георг был еще школьником, Лизель иногда начинала придираться к нему, стараясь заставить избавиться от своих маленьких слабостей. К сожалению, мать часто поддерживала ее, потому что сама не могла критически относиться к своим детям и объяснять им их ошибки. Она с удовольствием ехала с ними в город, покупала какую-нибудь обновку, а потом радовалась, глядя, как они из вежливости примеряют новую одежду. «Мама была чудесным человеком, — подумал Хойкен, — но никто из нас не понимал этого при ее жизни». Когда назревала ссора, мать вставала, уходила в свою комнату и, если ей что-то не нравилось, остаток дня никому не показывалась на глаза, а вечером шла в театр одна. Она не выносила скандалов, никогда их не устраивала, молча терпела все, что позволял себе отец, не считаясь с ней, пока чаша ее терпения не переполнилась и она не исчезла навсегда. Такого тонко чувствующего человека, как мать, он уже никогда не встретит. Отец после ее смерти был так подавлен, что потерял былую самоуверенность. Тогда у него и случился первый инфаркт.

— Извини, — сказала Лизель, — я не хотела тебе этого говорить. Это были просто мысли вслух. В конце концов, я очень привязана к концерну, ведь он является детищем твоего отца, делом всей его жизни.

«Делом жизни, — подумал Хойкен, — хорошо сказано. В этом слышится что-то грандиозное, возвышенное, торжественное».

— Нет, нет, ты не должна извиняться, — сказал он, — я рад, что мы заговорили об этом. Однако заговорили слишком поздно.

— Да, это верно. Слишком поздно мы вспомнили о подобных вещах. Твой отец откладывал эти разговоры, чтобы выиграть время. Он хотел увидеть, на что вы способны, и, конечно, хотел остаться самодержцем, потому что плохо представлял себе, как будет делить свое богатство с кем-то еще. Но он, по крайней мере, ничего не выпускал из виду и наконец принял необходимое решение.

Хойкен снова не ответил. Слово «решение», которое произнесла Лизель, эхом отозвалось в его душе. Он сразу почувствовал, что оно связано с чем-то неприятным. Возможно, речь идет о юридически оформленном завещании, которое (Георг был в этом уверен) только осложнит всем жизнь. Он скомкал свою салфетку и бросил ее на стол рядом с тарелкой. Как всякий раз, когда Хойкен старался внутренне защититься от чего-то, он откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Еще ни разу в его присутствии отец не объявлял своего окончательного решения. По-видимому, только с Лизель он чувствовал себя достаточно свободно для того, чтобы произнести вслух это тяжелое слово, которое обдумывал годами.

— Хочешь знать, как выглядит это решение? — спросила Лизель, глядя в упор на Георга.

Он не знал, что ему ответить: «Да, я хочу услышать, потому что хочу наконец знать ответ» или «Нет, не хочу ни в коем случае, потому что не хочу узнать что-нибудь плохое». Если Лизель говорит о решении, значит, отец не считает его своим преемником, потому что в таком случае не нужно было бы принимать никакого решения. Оно напрашивалось бы само собой и было бы простым и понятным, таким, каким Хойкен часто видел его в своих мечтах — гладким, плавным переходом без потрясений и вопросов.