Комедия дель арте - Ольга Шумяцкая (2004)

Девушка сникает. Она берет оба паспорта и начинает их разглядывать.

— Куда летите? — спрашивает она.

Мышка обвисает на руках у Мурки. Она думает, что это допрос.

— В Италию, — честно отвечает Мурка.

— С какой целью? — спрашивает девушка.

Мышка издает предсмертные хрипы.

— Ни с какой! — честно отвечает Мурка.

Девушка шлепает им два штампа и отпускает на свободу.

За кордоном Мышка окончательно ослабевает от пережитого стресса и начинает сползать по стене. Мы подволакиваем ее к креслу, сажаем и покупаем чашку кофе с коньяком.

— Запомни, Мыша, — назидательно говорит ей Мурка, — если тебя все-таки заметут на итальянской границе, ни в чем не признавайся!

— В чем не признаваться, Мура? — блеет Мышка.

— Ни в чем! Поняла?

Мышка кивает, глядя на нас пьяными коньячными глазами.

В самолете мы усаживаем Мышку посередине — чтобы не сбежала. Я сижу с краю, Мурка — у окна, чтобы наблюдать за полетом. Мало ли куда завезут. На Мышке лица нет. Вернее, есть, но почему-то бледно-зеленого цвета. Мышку сильно мутит после коньячных инъекций. Она отказывается от обеда, и Мурка решает, что может ради подруги сделать все, даже съесть ее обед. Она так и говорит: «Ну, чего не сделаешь ради подруги!» Как будто Мышка ее о чем-нибудь просила.

— Мура! — говорю я и предостерегающе поднимаю руку. — Фигура!

— А, ерунда! — беспечно отмахивается Мурка. — В Италии похудею. На макаронах.

Это заявление заставляет встрепенуться даже Мышку, которая позиционирует себя как без пяти минут покойник. Мы с тревогой смотрим на Мурку.

— Вы что, не знали? — удивляется она. — Макароны очень способствуют похуданию. Мартина Навратилова перед самыми ответственными матчами переходила на макаронную диету, чтобы набраться сил. В газетах писали. Главное, чтобы макароны были из жесткой пшеницы и без всего.

— Из твердой, — машинально поправляю я. — А без чего — без всего?

Мурка начинает загибать пальчики.

— Без масла. Без мяса. Без рыбы. Без супа. И главное, без хлеба.

Мышка выслушивает этот перечень и заявляет, что ее сейчас стошнит.

— Иди отведи ее в туалет! — приказывает мне Мурка с куриной ногой в пасти. — Я пока доем. Твою тоже съесть? — И она тянет лапочку к моему подносу.

— Нет, Мура, — говорю я, стараясь сохранять спокойствие, — мою есть не надо. Я сама ее съем. Если вернусь.

С Мышкой на привязи я тащусь в туалет. Запихиваю ее в кабинку. Мышка издает сдавленные звуки, но я не вслушиваюсь. Я думаю о своей куриной ножке. Увижусь ли я с ней, когда вернусь на место? О ножка! Любимая!

Ножка меня не дождалась.

Мурка сидит, облизываясь. На губах ее играет плотоядная улыбка. В желудке у нее уютно устраиваются три куриные ноги. Подносы уже унесли.

— Совершенно себя не щажу, — говорит Мурка, похлопывая себя по набитому животику, и добавляет: — Ради вас.

И вытаскивает из кармана компас. Мурка собирается следить за курсом самолета. В том смысле, что не отклонились ли пилоты без ее, Муркиного, ведома от нужного курса. Пилоты отклонились. Стрелка компаса дергается и ползет вправо.

— Та-ак! — тянет Мурка. — Доигрались! За рулем чайники! Едем совершенно не туда.

— Не за рулем, а за штурвалом, — поправляю я. — И не едем, а летим. Может быть, разворачиваемся. Тебе это не приходило в голову?

— Разворачиваемся? В каком смысле разворачиваемся? — В голосе Мурки слышны первые раскаты назревающего скандала. Мурка хмурится. Мурка никому не даст спуска. Мурка страшна в гневе. А сейчас Мурка гневается. — Обратно, что ли, летим?

— Разворачиваемся — в смысле ложимся на другой курс.

— Вот именно! На другой курс! — И Мурка начинает подниматься. — На какой это другой курс мы ложимся? Не знаю никакого другого курса! У меня лично курс на Венецию! Надо немедленно идти в кабину и требовать объяснений!