Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

Карнаби-стрит зачумлена нищими, из коих многие – дети. Одни молча сжимают в кулачках ничего не стоящие букетики или пучки салата; другие обходятся без такого притворства и просто тянут грязные ладони; голые предплечья их исцарапаны и расчесаны до крови. Конфетке известны все их приемчики: гнилая вонь исходит от спрятанных под рваными рубашками мослов с остатками мяса; поддельные болячки сооружаются с помощью овсянки, уксуса и ягод, а темные круги под глазами – посредством сажи. Однако знает она и то, что страдания их куда как реальны, что дома их ждут пьяные родители, которые бьют детей, если те приносят домой слишком мало денег.

– Полпенни, мисс, полпенни, – канючит девочка-недоросток в платье цвета грязи и слишком большой для нее шляпке. Однако всей мелочи у Конфетки – лишь пара новых шиллингов, остальное – банкноты Рэкхэма. Она колеблется, собственные пальцы кажутся ей в новых перчатках сдавленными, косными; затем идет дальше – миг жалости миновал.

В дом миссис Кастауэй Конфетка проникает с черного хода. В том, что она прокрадывается сюда воровским манером, присутствует нечто неправильное, но столь же неправильно было б одной, без клиента, стучаться в парадную дверь. Если бы только на время, какое она пробудет в доме, из него волшебным образом испарились все люди! Впрочем, Конфетка знает, что мать почти никогда не покидает гостиную, что Кэти слишком больна и из комнаты своей не выходит, а Эми спит до полудня.

Крадучись, поднимается она к себе. Дом пахнет по-прежнему: затхлостью и тиранством, все возрастающим числом износившихся, перевязанных тряпками водопроводных труб и косметическим латанием осыпающейся штукатурки, сигарным дымом и пьяным потом, мылом, свечным салом и духами.

В спальне ее ожидает сюрприз. Четыре больших деревянных ящика стоят, готовые к заполнению, с прислоненными к ним крышками, густо утыканными по краям гвоздями. Рэкхэм и впрямь подумал обо всем.

– Их такой здоровенный мужик притащил, – сообщает из дверного проема Кристофер; детский голос его заставляет Конфетку вздрогнуть. – Сказал, вернется за ними, когда прикажут.

Конфетка оборачивается к мальчику. Он в башмаках, волосы приглажены, но в остальном такой, каким она и ожидала его увидеть, – стоящий с красными, припухшими голыми руками в двери, готовый принять дневную порцию замаранных простыней.

– Привет, Кристофер.

– На плече приволок, во как, и держал одним пальцем, будто соломенные корзинки.

Ну понятно, мальчик не хочет приобщаться к опасным сложностям взрослой жизни. Внезапное исчезновение Конфетки из его жизни Кристофера нимало не волнует, оно не идет ни в какое сравнение с появлением незнакомого великана, одним пальцем управляющегося с деревянными ящиками. Кристофер глядит на нее так же, как исследователь Африки, изображенный на жестянке с чаем, глядит на дикарей; и если Конфетка принимает его за паренька, способного привязаться к кому-то, ей стоит еще раз крепко подумать над этим.

Конфетка горестно прикусывает губу – проходят секунды, но Кристофер, похоже, трогаться с места не собирается.

– А хорошие ящики, – замечает он, как если б провел всю свою короткую жизнь еще и в подмастерьях плотника. – И дерево хорошее.

Повернувшись, чтобы скрыть огорчение, спиной к нему, Конфетка начинает укладываться. Сочиняемый ею роман, обнаруживает она, цел и невредим; похоже, в ее отсутствие никто к нему не прикасался. Она прижимает его к груди и переносит, как может быстрее, на дно ближайшего ящика. И все же глаза мальчика, увидевшего такое количество исписанной бумаги, округляются.

– Ты чего, столько писем позабыла отправить? – спрашивает он.

– Время терпит, – вздыхает Конфетка.