Доля ангелов - Марина Юденич (2004)

— Гена? Дурачок. Все еще надеется сохранить позиции, штаты, деньги.

— Каким образом, интересно?

— А закошмарить тебя, допустим. Внушить для начала, что смерть Антона не была случайной, или по меньшей мере зародить в душе сомнения. На следующем этапе речь пойдет уже о твоей безопасности.

— Исключается.

— Почему? Ты ведь задумалась, я вижу.

— Задумалась я или нет, кошмарить меня бесполезно. Об этом, собственно, хочу поговорить. Так вот. Решение принято. На мой взгляд, единственно возможное, но даже если это не так — я вряд ли его изменю.

— Что за решение?

— Простое, как истина. Отдать. Всё, всем. Каждый кредитор должен быть удовлетворен если не полностью, то максимально возможно. Для этого — продать все, что осталось, не торгуясь, не дожидаясь лучших времен. Всё! Ты меня понимаешь? Недвижимость, машины, технику, заводы, газеты, пароходы, лицензии, технологии, брэнды. Если понадобится — дом. Тот, в котором сейчас живу. Машину, на которой я езжу. И кстати, они, кредиторы, враги — легион, по твоему определению — должны это знать. А точнее — верить. Я действительно готова отдать все, включая собственные цацки. И тряпки продать с аукциона, чтобы покрыть долги Антона. Не хватит — извиняйте! На панель не пойду. Да если и пойду, много не заработаю. Старовата для этого ремесла. Остальное — в полном их распоряжении. Такое решение. Что скажешь?

— Скажу — молодец. Единственно правильное решение. Единственно.

— Ну слава Богу! Нашелся единомышленник. В таком случае скажи мне вот что…

— Сойдется ли «дебет с кредетом»?

— И если не сойдется, то в каком приблизительно соотношении?

— Сойдется, и даже профит будет положительным. Правда, мизерным. Дом по крайней мере и машину, не говоря уже о цацках и тряпках, можешь оставить в покое. Остальное — займет время. То, которого, кстати, фатально не хватало Антону. Но если ты действительно намерена вот так прямо, как мне сейчас, заявить свою позицию публично и вдобавок принести извинения — полагаю, народ подождет. К тому же твоя личность ни у кого не вызывает остракизма. В этом смысле, отодвигая тебя от дел, Антон Васильевич, сам того не ведая, оказал услугу. Неоценимую. Тебя никто не возненавидел, как его. Скорее — напротив. Давние партнеры, те, которые еще помнят тебя в деле, — сочувствуют. Словом, приятно тебе это или нет, в глазах общественного мнения ты — жертва. И значит, по одну сторону баррикад с теми, кого так или иначе задел Антон. С легионом. Стало быть, пойдут навстречу. Будут ждать. Других проблем не вижу.

Полное, добродушное лицо Птицы излучает уверенность и покой.

Светлые, немного навыкате глаза в обрамлении пушистых белесых ресниц смотрят на меня ласково, с одобрением и прежней братской любовью.

Похоже, он искренне рад тому, что услышал, с души свалился непосильный груз.

И воспарившая Птаха с высоты своего полета действительно не видит более серьезных, неразрешимых проблем, только что застилавших небо.

Глядя на мир его спокойными, чуть насмешливыми глазами — я тоже не вижу ни облачка.

Вокруг — сплошная прозрачная и бесконечная синь.

И даже луч надежды забрезжил на горизонте.

Слабый, но тем не менее различимый.

— Послушай, — говорю я, не слишком, впрочем, обольщаясь. — А копи? Те, африканские… Помнишь?

Секунду он искренне пытается сообразить, о чем речь.

Потом, осознав суть вопроса, смотрит на меня с жалостью. И некоторым даже разочарованием.

Дескать, совсем нормальной показалась старушка поначалу, вменяемой, не лишенной прагматизма.

И вдруг на тебе.

Такое.

Он молчит, но мне не нужны слова.

Так даже лучше, есть шанс реабилитироваться быстро, пока сомнения всерьез не подточили его веру.

В меня.

— Не знаю, почему-то вспомнились вдруг. Вернее, знаю — это ведь был мой последний проект. Вот и выползло то, на чем оборвалась нить. Понимаешь?