«Тьфу! — наверное, думала кошечка. — Вот грымза…» Зато на мужчин за столом батник в цветочек поглядывал снисходительно и даже с одобрением: видно было, что это солидные интеллигентные люди, и одеты по-столичному, элегантно. Никаких свитеров. Один, тот, что оказался потом физиком, был в светло-сером костюме с голубоватой рубашкой и узким темно-синим галстуком. Все подобрано явно под цвет холодных голубых глаз и густой седины над просторным лбом. Узкие губы, строгий прямой нос.

Второму очень шла белоснежная рубашка с темно-синим, почти черным, костюмом и каким-то явно не нашим галстуком: по черному кляксы цвета бордо. Этот второй был смугл, полноват, имел крупный мясистый вислый нос, темные большие глаза, а взгляд — будто теплый. Видно, южанин.

Женщины выглядели менее нарядно в своих будничных дневных блузках, пусть хоть и в цветочек, как на кошечке, или в коричневую полоску, как на журналистке.

Так они сидели, отчужденно поглядывая друг на друга, пока не появилась эта женщина в красном. Мгновенно все они оказались как бы вместе, а она — совершенно одна. Молчание продолжалось, но стало выжидательным, даже нетерпеливым. Оно таяло на глазах. И когда перед вновь прибывшей поставили чай и она слегка дрожащими пальцами обхватила стакан с мутновато-коричневым содержимым, журналистка сказала:

— Если у вас болит голова, этим чаем не спасешься. Анальгин помогает? — И взялась за свою сумку.

— Ой, ничего мне не помогает, — прошептала женщина. — Чай так, для отвлечения…

— Ну, не правда, что ничего, такого быть не может, — властно вступил голубоглазый и, налив в рюмку водки, поставил перед ней. — Плюньте на эту бурду под названием чай. Рюмка водки и веселый разговор — вот и все, что вам требуется.

Та даже усмехнулась, мучительно сведя брови, словно удерживая этим движением боль, потревоженную улыбкой.

— Да, только водки мне сейчас не хватает…

— Дайте-ка мне вашу руку, — мягко заговорил южанин.

Но она строго подняла брови и убрала руку под стол. — Я доктор, не опасайтесь, послушаю ваш пульс… Чтоб не ошибиться с водкой… Ну? — И ласковая тайна всплыла в улыбнувшихся глазах.

Женщина недоверчиво протянула ему через стол руку. А кошечка-конторщица прищурила глаза: мол, знаем мы эти пульсы!

Секунд шестнадцать южанин сжимал бледную руку женщины своими пухловатыми смуглыми пальцами с розовыми, прямо подрезанными ногтями и все смотрели на эти руки как на фокус — и потом кивнул голубоглазому:

— Вы правы. Рюмка водки сейчас лучше всякого анальгина.

— Нет-нет! — воскликнула женщина. — Я только что из медпункта.

— Не станут же вам в медпункте рекомендовать водку, — улыбнулся голубоглазый.

— Э, если лечиться, так уж всем! — воскликнул «казак», оценив обстановку, и забулькал «бычью кровь» по бокалам. Наполненные, они украсили стол: засветились рубиновые огни в их прозрачно-багряной глубине, розоватыми бликами легли на белую скатерть, соединив всех сидящих за столом, как соединяет путников костер.

Женщина в красном платье как-то беспомощно-растерянно взглянула на южанина, уже и впрямь как на своего доктора.

— Нет, — сказал он, — это красивое вино вам не надо. Вам — водку. Одну рюмку.

— Ой, не могу! Доктора! — захохотала вдруг кошечка. — Они вылечат!

Голубоглазый усмехнулся ей, «казак» сверкнул глазами на свою спутницу и даже зубами скрипнул, а южанин достал из портмоне плотную белую карточку и вручил женщине в красном.

— Действительно, — вежливо поклонился он кошечке, — доверие — прежде всего.

Женщина посмотрела в карточку, и лицо ее вдруг озарилось благодарностью, смущением, радостью, словно она прочла в визитке, что ей давал советы сам Господь Бог.