Ее секрет - Наташа Лестер (2019)

– Ребенок Фэй был очень болезненным, – заговорила Джоан. – Когда он родился, то не дышал некоторое время. Я не могу утверждать этого наверняка, потому что я ухаживала за Фэй, а не за ее ребенком, но я думала, что мозг его пострадал от недостатка кислорода. Или еще чего-то…

А в ушах Лео сквозь завесу времени вдруг зазвучал чей-то негромкий голос: «Я вижу будущее. Вашего ребенка ждет счастливая судьба. А другой будет страдать». Она резко выпрямилась.

– Что ж, значит, ребенок в конце концов оправился. Я видела дочь Матти и Эверетта. Она полна сил и чувствует себя прекрасно. Да и теперь это не имеет никакого значения.

– Отнюдь, – медленно проговорила Джоан. – Ты читала статью во вчерашней «Нью-Йорк таймс»? Об Эверетте Форсайте?

– Я никогда не читаю статей об Эверетте Форсайте.

– Она достаточно длинная, и речь там идет не только о нем и его универсальных магазинах, но и о его семье. – Джоан немного помолчала. – В ней сказано, что Алиса Форсайт родилась в 1920 году на День святого Валентина.

День святого Валентина в 1920 году. Лео мысленно повторила эту фразу и вдруг в точности припомнила, что она делала в День Валентина в 1920 году.

– Но ведь именно тогда… – Нет, это предложение она закончить не сможет никогда.

– Родилась и твоя дочь.

Как странно, подумала Лео. Что у девочки, которую воспитал Эверетт, день рождения совпал с днем рождения ее дочери. Она решительно тряхнула головой.

– Какое это имеет отношение к тому, что ты сбежала?

– Никакого, – ответила Джоан. – Просто я не знала, что Фэй отдала своего ребенка Матти. Или что она рассказала тебе об этом. Ребенок Фэй тоже родился четырнадцатого февраля 1920 года, и в газете было написано, что и день рождения Алисы Форсайт приходится на четырнадцатое февраля. Так что Матти наверняка привезла ребенка домой в тот же день. Не исключено, что Фэй сказала тебе правду. Но я как-то не очень верю в то, что ребенок Фэй был достаточно здоров, чтобы отправиться куда-либо в день своего рождения. И это может означать, что домой Матти привезла другого новорожденного.

Другого ребенка. Которого ждала счастливая судьба.

Лео подошла к камину и взяла с полки сигарету из коробки. Она даже сумела удержать в руках зажигалку и сделала глубокую затяжку. Молчание стало невыносимым; ей казалось, будто с нее живьем сдирают кожу. Ей было больно не только дышать, но и думать. Оставалось только одно – все отрицать. Потому что следующий шаг означал бы, что ей придется задать вопрос, который буквально вертелся у нее на языке, но при этом грозил обернуться такой катастрофой, что Лео не хотела даже всерьез рассматривать его. Она затушила только что прикуренную сигарету в пепельнице.

Но этот вопрос задала Джоан:

– Если ребенок Фэй был болен или нежизнеспособен, то не мог ли родильный дом отдать твоего ребенка Матти?

Нет. Рассудок Лео решительно воспротивился тому, на что прямо намекала Джоан. Должно быть, ребенок Фэй оправился куда быстрее, чем полагала Джоан. Он мог ведь и не пострадать от недостатка кислорода. Или же Матти привезла домой ребенка другой женщины. Не Лео. Это было невозможно.

– Джоан… – Лео отчаянно пыталась придумать, как бы поскорее закончить этот болезненный и невыносимый разговор. – Каким образом Фэй очутилась в том самом родильном доме, где работала ты?

– О том, что она беременна, я узнала в наш первый же вечер в «Клубе 300». Помнишь, ей тогда стало плохо?

Лео кивнула.