Не покидай меня - Анна Климова (2014)

Через неделю Валентина забрала из частного пансиона в Монино свою мамашу. Старухе на днях исполнялось 95 лет, и она почти ничего не соображала. Может быть, жена действительно вдруг воспылала нежной заботой к матери, а может, просто хотела досадить Андрею, даже в лучшие годы едва выносившего эту склочную, упрямую до идиотизма старуху. Валентина сама за ней ухаживала, снося и каркающие ругательства, и дурное поведение. Оказалось, Валентина могла вполне спокойно пережить даже то утро, когда Нина Ивановна размазала все фекалии не только по простыням, но и по мебели в отведенной ей комнате.

Старуха лишь несколько часов в день вела себя сознательно, отдавая себе отчет в том, где находится и рядом с кем.

— Разбогатела, сучка, — иной раз ласково начинала она разговор с дочерью. — Домик отгрохала, мебель заграничная. А мать в занюханную богадельню сдала, да? И плевать, что ее там санитары-кобелюки насильничают, деньги отбирают. Сука ты сука, я ж ли тебя не рОстила, я ж ли тебя не хОлила, в попу целовала на каждый чих?

— Ты-то? — отвечала Валентина беззлобно. — Авоськой да шнуром ты меня, помню, хорошо туда «целовала». Синей ходила неделями.

— Мало ходила, — кряхтела Нина Ивановна, закутанная после ванной в банный халат с головы до пят, — если ты теперь такая курва.

— Да? А что ж теперь эта курва тебя моет, одевает, кормит? И живешь ты не в поганом доме престарелых, где пара тапок на троих, а в дорогом заведении с медсестрами? Сто пятьдесят тысяч рубликов в месяц, мамочка.

— А мне чихать, сколько. За то, что ты дышишь, никакими деньгами не расплатишься. Ведь хотела аборт сделать, да бабы отговорили.

— Я в курсе, — миролюбиво соглашалась Валентина.

— И кобеля по себе нашла. Ни доброго словечка, ни привета.

— Будто он от тебя много добрых словечек слышал…

— И не услышит!

Их разговоры не забавляли Андрея. Обычно он уходил в цокольный этаж к бильярду, или бегал, или смотрел фильмы в спальне, отгородившись наушниками.

…В условленный день, дрожа от нетерпения, Андрей приезжал в знакомое маленькое кафе и неизменно находил там Иру. Она продолжала приходить туда, хотя какая-то неуловимая печаль лежала теперь между ними. Каждый раз, когда она смотрела на Андрея, у него возникало что-то вроде сердечной боли, от которой не спастись лекарствами.

Они сидели у большого окна, за которым тихо падал снег. Ира смотрела на снег и заметила, что он кажется ей апельсиновым и теплым от света фонарей.

Троллейбусы, мчавшиеся мимо кафе, разбрасывали искры. Из-за них она каждый раз невольно вздрагивала, словно от плохого воспоминания.

Нежность к ней почти лишала дыхания. И это чувство не проходило со временем…

Они говорили о самых обычных вещах, смеясь и дурачась, кормя друг друга кусочками бисквита, уже растерзанного на тарелке их общими усилиями.

Во что они играли, во что ввязались вопреки судьбе? В свое время они поиграли в любовь и разошлись на годы. За это время каждый обзавелся семьей. А потом случайно столкнулись. Обрадовались друг другу так, словно ждали этой встречи, как несбыточного счастья. После этого закрутилось все неожиданно и странно, безумно и страстно… Разве о таком можно было жалеть?

Она любила неуловимым движением поправлять его непослушную челку, бессознательно утверждая свое право прикасаться к нему с таким нехитрым жестом внимания.

Ира смотрела на него с улыбкой, словно на ребенка. Она теребила и поправляла свои волосы плавным движением руки, отпивала из бокала вино, тихо смеялась — и все выходило как-то тревожно и растерянно. Андрей знал, что разговор о вещах, которых она боялась, неизбежен.

Они много говорили, а иногда молчали, просто глядя друг на друга, как будто искали что-то в глазах друг друга. Возможно, ответы на известные им обоим вопросы.

— Давай съедемся, Ира, — повинуясь порыву, предложил он однажды.

— Что? — она тихо засмеялась. — А Валентина и дети?

— Не говори о них.