Визажистка - Ольга Клюкина (2003)

Но похоже, все это было вранье. Сам Георгий Александрович ничего не рассказывал о своем прошлом и на вопросы Веры обычно только улыбался и говорил, разводя руками:

— Ничего не помню. Старый стал, все забыл.

Или так:

— Прошлое для меня больше не имеет никакого значения.

Как бы то ни было, но получилось, что именно со Старче Вера могла говорить на любые темы без исключения, в том числе и на отвлеченные, исторические, которые она слишком долго стеснялась с кем-либо обсуждать вслух. Дома, совсем еще недавно, — чтобы не раздражать мужа. С подругами и коллегами по школе — не желая прослыть в их глазах «слишком заумной». Чаще всего они говорили о детях и о том, как «достойно» прожить на грошовую зарплату. Какая там еще античная философия, если в холодильнике ветер гуляет?

Только со Старче, во время подготовки его «к выходу в люди» при помощи достаточно невразумительного макияжа, Вера могла отводить душу и говорить обо всем. Это началось как-то незаметно. Но уже во время третьего визита Вера чуть ли не все о себе рассказала и почувствовала себя почти что счастливой.

Однажды Георгий Александрович с утра чувствовал себя особенно неважно и попросил Веру проводить его к нотариусу. И с тех пор Вера стала сопровождать Старче во время всех выходов «в люди», которые давались ему со все большим трудом.

Но Вера видела, что в те моменты, когда подтянутый, заметно посвежевший после макияжа Свирский появлялся где-либо с молодой стильной девушкой и неизменно ловил на себе недоуменные, завистливые, восхищенные, презрительные взгляды «всех этих», он праздновал в душе настоящую победу и хоть на какое-то время оживлялся, веселел.

Пусть на короткое время, но тем не менее. Ей же не жалко! Разумеется, о такой странной паре в городе могли начать говорить черт знает что! Но Вера твердо решила ни на кого не обращать ни малейшего внимания. Плевать! Пусть думают что угодно! Она знала, что Старче, с его гордой, негнущейся спиной, на самом деле необходимо было крепко держаться за чей-нибудь локоть, чтобы не упасть, особенно на ступеньках.

В конце концов, почему ее, Веру, должно волновать чье-то испорченное воображение? Со Старче Веру связывала и чисто коммерческая договоренность — в дни «выходов» он платил ей в два раза больше и еще старался сделать какой-нибудь маленький подарок, называя это своей прихотью. Он был стар, щедр, по-старомодному учтив, а к тому же добр и умен. Можно ли найти лучшего клиента? Вера не скрывала, что даже только тех денег, которые платил ей Старче, им с Антошкой хватало уже на более безбедную жизнь, чем в годы учительства. А если учесть еще и те приношения, которые делали незнакомки, являвшиеся к Вере со словами: «Я от Калашниковой», то за неделю выходило и вовсе не плохо, грех жаловаться.

Во время первой встречи Свирский сказал правду — ему нравились люди, которые умели молчать. Но говорить, оказывается, он тоже любил. Точнее, не говорить, а неспешно обо всем разговаривать.

В день рождения Антона Старче неожиданно подарил Вере изящный флакончик французских духов от «Коти», назвав эту фирму «Наполеоном в мире парфюмерии».

Даже сквозь крышку почувствовался такой нежный, волнующий аромат, который Вера с первой секунды признала своим. К тому же духи назывались «Античная амбра».

— Где вы взяли такое чудо? — поразилась Вера.

— В магазине, — спокойно, в свойственной ему несколько сварливой манере ответил Старче. — Могу себе позволить. Ребенку сегодня подарков, наверное, надарят, а вот про маму наверняка забудут. Как будто бы и не она этого мальчишечку на свет родила.

— Но… откуда вы все знаете? — смущенно пробормотала Вера.

Ей было неудобно брать от Свирского такой дорогой подарок, но выпустить его из рук тоже было трудно.