Визажистка - Ольга Клюкина (2003)

— Как не знать, если я уже почти сто лет на свете живу? И потом — я по сестре своей все вижу. Думаешь, кто-нибудь про нее вспомнил, когда Юлька свой день рождения отмечала? А Тася моя вроде как уже и ни при чем оказалась. Нет, что-то не сложились у меня отношения с моими племянниками. Кроме Дины, конечно, но она далеко. Уехала от них от отчаяния. Все бросила — и в Лондон махнула, устроилась там на работу, теперь преподает. Конечно, я помогаю ей как могу. А они злятся, что она здесь какого-то богатого спонсора, из дружков Марка, бросила, и это сильно на его делах отразилось. Денежки, понимаешь ли.

— А Марк? Он же деловой человек как будто бы? — спросила Вера, помолчав. — Мне кажется, у вас могло бы быть много общего.

— Деловой человек? — недовольно переспросил Свирский. — Ну нет, у них всех элементарно отсутствует здравый смысл, а мне это непонятно, чуждо. Если дать волю моему племянничку Марку плюс Юлькиному мужу и всей их шайке, то, по их логике, мы снова должны начать жить от сохи. Ходить в отечественных резиновых сапогах, пить только квас, брызгаться «Тройным» одеколоном и полностью забыть, что существуют европейские фирмы, типа той, что выпустила твои духи, которые столетиями отрабатывали качество своей продукции. А самое главное, я прекрасно знаю, что всю эту «патриотическую» бучу они развели только ради того, чтобы все пили сивуху их изготовления, которую и в рот-то брать страшно. Я пробовал, потому и говорю. Одна болтовня и реклама, а на языке — гадость. Конечно, Марк меня поэтому и не любит. Слава Богу, хоть терпит, не трогает, хотя я для него как бельмо на глазу. А, ладно, мне ничего другого от них и не нужно.

— Неправда, всем нужно, чтобы их любили. Хотя бы немного.

— Ты права, детка, но в жизни по-разному складывается. Мы живем в стране крайностей, и время сейчас смутное, трудное. Марк почувствовал, что пришло время местных производителей, но работать он не любит и не умеет, вот в чем беда. А люди тем временем уже распробовали, скажем, вкус настоящих спагетти и научились с закрытыми глазами отличать их от вермишели, которая в кастрюле слипается в один комок. То же самое и с их спиртными напитками. Слава Богу, я уже не доживу ни до их победы, ни до разоблачения. Есть, конечно, третий вариант, что они когда-нибудь постараются научиться хорошо работать, но это навряд ли. Главное — не верь, детка, никаким идеям, а старайся больше прислушиваться к своим личным ощущениям. Я пережил многие тяжелые времена только потому, что вовремя этому научился. Они все, кроме Диночки, ждут моей смерти. Дождаться не могут. Может, поэтому я так долго живу? Может быть, когда-нибудь я тебя познакомлю с моей замечательной девочкой. Она ведь тоже, можно сказать, училка. Я бы советовал тебе вернуться к этому делу, это — твое…

Но Вера на досуге потихоньку обдумывала, как бы она назвала свой собственный салон, если бы он у нее был: «Вера»? «Венера»? А на всякий случай подобрала дежурное название — «Центр античной красоты», чтобы всем было понятно, что она хочет сделать: место, где можно было бы соединить древнейшие способы сохранения женской красоты с самыми современными технологиями.

Сначала Вера на самом деле думала записаться на курсы к какому-нибудь модному визажисту вроде Федотова. Как человек, который хорошо учился в школе, а потом в университете, Вера привыкла к систематическим знаниям в разных областях и потому в роли «визажистки» чувствовала себя кем-то наподобие аферистки, чей обман вот-вот должен раскрыться. Первые дни было особенно непривычно, неловко.

Но уже вскоре, раз уж все равно так получилось, Вере захотелось попробовать нащупать в этом деле свой собственный, неповторимый стиль, который она про себя упрямо называла античным. Возвращение к классике, неоклассицизм в человеческих лицах и образах — вот что теперь волновало ее воображение.