Они говорили о море, цветах, закатах и звездах, и с этими признаниями о красоте природы, с улыбками и взглядами, сопровождавшими эти слова, к ним пришло понимание. Джиллиан узнала, что Чейз был таким, каким она его знала раньше, разве что он стал более чувствительным, более вдумчивым и более нежным, чем она могла от него ожидать. А Чейз впервые за всю свою жизнь узнал, что такое счастье, покой и любовь.

Каждый из них познал одиночество. Для Чейза одиночество было постоянным спутником его жизни. У Джиллиан одиночество шло полосами: сначала она потеряла мать, а затем и лучшую подругу, и потом еще шесть лет, когда она любила так отчаянно и так тщетно. За время их жизни в раю Джиллиан и Чейз почти не говорили об одиночестве, которое им было хорошо знакомо, а если и вспоминали иногда о нем, то как о чем-то оставшемся в прошлом, как о черной густой тени, которая когда-то затмевала их жизнь, а сейчас исчезла навсегда.

За эту неделю они часто дотрагивались друг до друга и делали это так естественно и нежно, с таким опьянением и теплотой, с какой морской ветерок ласкал их кожу. Иногда непроизвольно пальцы их рук переплетались, и, осознав это, они улыбались друг другу и не спешили их расцепить. Он стирал с ее лица соленые капли моря, а во время прогулок нежно обнимал за талию, и во время сна, такого мирного, их пальцы снова переплетались.

Они целовались, и эти поцелуи были осторожными, чистыми и невинными, похожими на шепот, раскрывающими друг другу их сердца и души. Они смаковали свои восторги, дорожа ими и откладывая радость разделения страсти на более позднее время.

Более позднее время… Когда они вернутся из рая и окунутся в реальность. Когда они покинут спокойное волшебство настоящего и вернутся в мир, заполненный темными тенями прошлого и черной неопределенностью будущего. В эту неделю на Бора-Бора Чейз был таким, каким никогда не знал себя прежде: нежным и любящим. Любовь в блестящих глазах Джиллиан предназначалась для него, а не для его светлого брата… Разве не так?

«Да, — отвечало его сердце. — Все ее внимание предназначено тебе… тебе». «А как ты вознаградишь ее за это внимание? — спрашивал ехидный тайный голос. — Обманывая ее? Этот обман был оправдан, когда ты хотел доказать, что она убийца, разоблачить ее и сдать в полицию, а сейчас это просто эгоизм, жадность изголодавшегося одинокого сердца.

Конечно, это можно оправдать. Если ты хочешь остаться с Джиллиан навсегда, наслаждаясь ее теплом, живи с этим чудовищным обманом. И она тоже будет с ним жить».

Но Чейз Карлтон и Джиллиан Кинкейд не могли жить в этом волшебном раю вечно, и Чейз знал, что Джиллиан заслуживает правды. Он все ей расскажет, убеждал он себя. По возвращении в Лос-Анджелес он снова постоит на борту «Морской богини», чтобы встретиться с призраком своего брата, а потом расскажет ей все.

А что, если он не выдержит противостояния призрака своего брата? А что, если даже из водяной могилы он откажется делиться с ним своими сокровищами, особенно самым дорогим из них?

Тогда у него останется эта неделя в раю вместе с Джиллиан. Это уже само по себе большое счастье, какого Чейз Карлтон раньше и вообразить себе не мог.

Он протянул ей серьги сразу после того, как они сели на самолет до Лос-Анджелеса. Это был таитянский жемчуг, блестящий, светящийся и прекрасно обработанный.

— В каждой жемчужине своя маленькая радуга, — проговорила Джиллиан, с восторгом рассматривая радужные белые жемчужины. — Спасибо, Чейз. Я их люблю. — «Я люблю тебя».

Самолет приземлился в аэропорту Лос-Анджелеса строго по расписанию: в шесть часов сорок пять минут вечера. По пути в Клермонт Джиллиан и Чейз заехали к Клаудии и Эдварду, чтобы забрать Энни. Оказавшись дома, они почувствовали себя так, словно снова попали в рай, словно волшебство возвратилось вместе с ними.