Иллюзии - Кэтрин Стоун (2003)

Джиллиан не собиралась заниматься с ним любовью в раю. Потому она и не взяла с собой ни шелковой ночной рубашки, ни предохранительного колпачка, но Чейз разбудил в ней желание, и оно читалось в ее глазах, хотя теперь они наполнились чувством вины.

Джиллиан хотела заняться любовью с высоким, темноволосым незнакомцем, но не хотела заниматься ею, не предохраняясь.

Почему? Чейз не знал, но он понял все, когда чувство вины сменилось у нее печалью, болью и страхом.

О нет, шептало его сердце в молчаливом протесте. В чем же заключается ее ужасная тайна? Неужели в их браке было столько проблем, что жена не хотела иметь ребенка даже сейчас, когда ее муж чудесным образом вернулся к ней из водяной могилы?

«Похоже, Джиллиан, я ошибался насчет твоей невиновности. Каким образом тебе удалось незаметно заглушить во мне дар зла, которым меня наградил Господь? Неужели застенчивость и щедрая нежность, которые я вижу, не более чем талантливая игра и самая хитрая из твоих уловок?»

— Почему ты боишься забеременеть? — подозрительно проговорил Чейз.

Нежность исчезла из его голоса, а голубизна его глаз, которую Джиллиан видела всего мгновение назад, затерялась в грозовом сердитом сером цвете. Холод, который слышался в его вопросе, вызвал из ее глаз поток слез. Подавив в себе желание ее утешить, Чейз решительно потребовал ответа:

— Скажи мне, Джиллиан!

— Ты не хотел иметь детей, Чейз.

— Я не хотел?

— Ты.

Сердце Джиллиан кричало: «Расскажи ему все! Расскажи ему о той боли, которую он причинил тебе. Пусть он сейчас выглядит сердитым, дай ему шанс снова стать нежным. Позволь ему объясниться с тобой».

— В первые несколько лет нашего брака ты приходил на все наши школьные праздники. Ты тогда удивительно ласково относился к детям. Ты даже организовал для них посещение твоей студии. У тебя, мне казалось, был природный дар находить с детьми общий язык. Ты всегда знал, что для них важно. Ты это помнишь?

«Я хорошо знаю детей. Я знаю, как они чувствительны и ранимы, даже те из них, кто кажется сильным и упрямым. И я знаю, что для них важно: быть любимыми и защищенными».

Оказывается, его брат-близнец, который был любим и защищен, тоже знал об этом.

— Весьма смутно, — проговорил наконец Чейз.

— Ты действительно великолепно относился к ним. Вот почему я решила, что ты будешь рад иметь собственных детей. Но узнав, что я беременна, ты ужасно рассердился.

— Рассердился? Почему?

— Я не знаю этого, Чейз. Ты никогда не говорил мне об этом.

Когда Чейз по ее глазам увидел, что она все еще ищет ответа, он почувствовал, как гнев к его брату обрушивается на него. Открыв для себя, что он один из двух близнецов, Чейз по крайней мере мог теперь объяснить пустоту и ужас своей жизни. Жизнь Чейза Карлтона была жестокой и лишенной любви, в то время как жизнь Чейза Кинкейда была спокойной, счастливой, совершенной. Чейз Карлтон был темным близнецом, и его сердце было жестоким и равнодушным к женщинам, с которыми он делил страсть; а его брат был светлым, и его сердце вместило в себя все то, чего не было у его темного брата: доброту, нежность и любовь.

Один из них был тусклым, второй — сверкающим, и Чейз без горечи смирился с тем, что ему определено судьбой прожить жизнь, вылавливая убийц и сокрушая зло, чтобы хоть один из них смог жить в мире грез. Но оказалось, что его брат не был таким уж сверкающим. Чейз Кинкейд не должен был проявлять жестокость к милой маленькой девочке, чья жизнь так трагично изменилась после смерти любимой матери. Человек с даром мечты не имел права разрушать мечту своей жены. Даже жестокий и бессердечный Чейз Карлтон — особенно Чейз Карлтон — никогда не позволил бы себе так грубо распорядиться жизнью своей жены.

— Ты сделала аборт?

— Нет. Ты никогда не предлагал мне этого.