Такое кино - Ольга Тартынская (2013)

Женя считала, что Софья Бахметева-Миллер сыграла роковую роль в жизни писателя. Связав свою судьбу с этой дамой, он заработал хроническую болезнь, которая и свела его в могилу. Головные боли, астматические приступы гасились морфием. И таинственна его смерть. Похожа на самоубийство или убийство.

— Что ты мне детектив сочиняешь? — ругался Туринский.

Тут возникали споры. Туринский не видел в семейной истории писателя ничего инфернального.

— А зачем эта дамочка уничтожила все письма, бесценнейшие дневники, рукописи? — горячилась Мордвинова. — Следы заметала, вот что!

— Ну, ты махнула! Рукописи-то уничтожать ей не было никакого резона. Это ведь неплохой доходец.

— Уничтожила, я уверена в этом! — входила Женя в раж. — Она целенаправленно истребляла всякую память о Толстом! Где ты видел жену гения, которая выбрасывает вещи покойного мужа, раздает предметы обихода, связанные с ним? Нет, не понимаю!

— Ты, главное, мои подштанники не забудь под стекло убрать, когда я помру, — издевался Туринский. Женя плевалась, и спор на этом прекращался.

Быт отодвинулся на задний план, не отнимая много времени. Продукты они заказывали в поселковом магазинчике. Там прекрасно знали Туринского, поставляли все свежее, беря за доставку ничтожные деньги. Готовили по настроению, это вполне устраивало Женю. Она любила стряпню Туринского, готовка доставляла ему удовольствие, тоже своего рода терапия. Устраивали маленькие пирушки и пикники у костра, без шашлыка, конечно, но все равно неплохо.

Она один раз только и выбралась с дачи, чтобы взять из дома нужные вещи: одежду, обувь по сезону, все необходимое. Ани не было дома, и Женя отчаянно загрустила, думая об одинокой дочери. Ну почему она не выходит замуж? Я же буду все время помнить о ней в своем раю, бедная моя девочка…

Вот и сегодня опять заговорили о том, что молодые теперь живут для себя и не хотят отягощать свою жизнь семейными узами и обязательствами. Как-то невзначай помянули Анжелочку.

— Вот что я не понимаю, Витька: ты же с ней жил, спал столько лет, любил же, наверное? — допрашивала Женя. — Как же мог вот так легко взять и выбросить ее из жизни?

На лице Туринского тотчас появилось несчастное выражение.

— Не знаю. Понимаешь, когда меня шарахнуло, я лежал в этой долбаной больнице и думал: сколько мне еще осталось? Анжела переживет, снова выйдет замуж, а я ничего так и не сделаю, а главное, не поживу так, как хочется! И так все ясно стало, веришь?

Он помолчал, лохматя седую голову.

— Любил ли? Скорее подчинялся. Вот ведь беда, Женька, меня любили, да, но я-то нет…

Женя смотрела на него во все глаза и даже силилась шутить:

— Если ты рассчитываешь растопить мое сердце, то зря.

Она сразу обозначила свой статус в доме: сиделка, помощница, товарищ, соавтор, кто угодно, но не любовница и не жена. Почему? Во-первых, все в ней протестовало против пошлого адюльтера. Пусть знаменитый режиссер прежде выяснит отношения со своей бесноватой супругой, а меня увольте. Во-вторых, он болен, его нужно беречь, нельзя волновать, а о чем другом и говорить нечего. Туринский, кажется, принял ее условия, по крайней мере, пока не делал поступательных движений.

Между тем он продолжал:

— Только с тобой я такой, какой есть. Мне не надо выдумывать всякую замудрую хрень про — как ты говоришь? — содержимое выеденного яйца. И в конце концов! — Он будто доказывал что-то незримому противнику. — Все суета, тлен, нужно жить для главного. Я хочу быть с тобой.

Женя не стала развивать эту тему. Пока. Пусть окрепнет, а я буду делать все, чтобы он встал на ноги. Она видела, что Виктору худо, хотя он бодрится и не подает виду, тайком глотая лекарства. Их спальни были по соседству, и Женя вскакивала по ночам, слыша, как он стонет во сне. Однако войти не решалась, боясь поддаться эмоциям и нарушить данное себе слово.