Рисунок по памяти - Татьяна Воробьёва (2018)

Мерьель практически не слушал своих коллег из галереи Лез-Аббатуа, так как все его мысли крутились вокруг недавно приехавшего родственника. Самат звонил ему уже два раза за последние два часа с разговором о Хадиже, и хоть мужчина отчасти понимал и сочувствовал несчастному влюбленному, но такая настойчивость и нетерпеливость уже начинали порядком надоедать. Особенно, когда на очередной вопрос о Рашид, художник не вытерпел и сказал, что позволил студентке двухдневный отгул, чтобы она успела завершить картину к конкурсу.

— Нет, Самат, я не знаю, где она живет, и даже если бы и знал, это конфиденциальная информация об учащемся, которую я не в праве разглашать, — убеждал художник молодого человека по телефону.

А тот, казалось, из последних сил хотел казаться вежливым, но терпение истощалось с каждым сказанным собеседником словом, и когда Мерьель положил трубку, Самата чуть ли не трясло от ярости. Он глубоко задышал, пытаясь вернуть себе спокойствие, прошептал молитву Аллаху и провел ладонями по лицу.

В каждой мало-мальски похожей девушке из всех, сегодня встреченных, Самат видел Хадижу. Мысль о том, что она находится в этом городе, ходит по этим улицам и дышит одним с ним воздухом, буквально сводила с ума. Он даже попросил таксиста подъехать к зданию Академии Изобразительных искусств, надеясь выхватить в толпе студентов знакомый силуэт.

Он говорил себе, что надо сохранять спокойствие, что необходимо набраться терпения, но в то же время понимал, что сидеть и ждать, когда Мерьель приведет ему за руку Хадижу, и приведет ли? Бесполезно. По поведению художника было понятно, что он не шибко поверил россказням Самата, а если и поверил, то уж точно не торопился помогать.

«А может он и сам имеет виды на Хадижу!» — пронзило его по линии позвоночника.

Эта мысль была настолько яркой, что перед глазами тут же возник образ Мерьеля, держащего в объятьях Хадижу, так и льнующую к нему; тут же захотелось сбежать, найти, схватить и дать понять, что с ним не стоит шутить, что теперь он настроен более чем серьезно, что теперь он не собирается отпускать ни её, ни собственное счастье.

Он подошел к чемодану и медленно открыл его. Небольшое внутреннее углубление было практически незаметным, а кармашек, который не просвечивали рентгеновские лучи в терминалах, был очень полезен для вот таких игрушек: Самат крепко держал в руке небольшой пистолет.

Года два назад он заинтересовался оружием. Ему нравилась блестящие сталь сабель, изящное, тонкое лезвие, которое словно пело, соприкасаясь с воздухом, красиво украшенная рукоять и внушительная гарда. Огнестрельное оружие же было, по его мнению, более грубым и опасным, но, несмотря на это, навыку обращения с ним Самат научился довольно быстро, по несколько часов тренируясь в тире.

Отец и остальные многочисленные родственники не возражали его увлечению, считая, что каждый мужчина должен быть способным защитить при необходимости и свой дом, и свою семью, естественно, не попирая законы Аллаха. И вот, сейчас это являлось его аргументом, его гарантией, что строптивая девчонка и художник будут сговорчивей. Самат вспомнил разговор в машине и фразу Мерьеля о том, что девушка должна прийти к нему. Самат посмотрел в сторону справочника желтых страниц: номер и имя он знал, оставалось узнать только адрес.

* * *

Хадижа еще раз взглянула на законченную картину, сознательно останавливая себя — рука так и тянулась к кисти, опять, чтобы что-то поправить, убрать и добавить. Как-то Жак сказал ей, что в своей педантичности она может загубить самый великолепный шедевр, а потому, вспомнив это, девушка сжала дрогнувшую ладонь в кулак.