Научи меня плохому - Екатерина Риз

Пал Олегыч улыбнулся.

— Посмотрим, посмотрим. — А сыну сказал: — Мама очень обрадуется.

— Я знаю. Но пока еще рано, у нас еще боевые действия… местного значения.

— Ничего, помиритесь. Это дело времени и умения подстраиваться под женскую логику и настроение.

— У меня такого умения нет, — категорично заявил Малиновский. — И у вашего сына тоже никогда не было, кстати.

— Тут нужно захотеть, тогда все и появится. Андрей вот захотел…

Рома подозрительно посмотрел на друга, а тот лишь плечами пожал.

— А что делать, Ромио. Как говорит мой многоуважаемый тесть: жена должна быть дома, при муже. Ради этого приходится стараться.

— Я был о Пушкаревой лучшего мнения, — в расстройстве проговорил Малиновский, когда они с Андреем наедине остались. — Думал, она еще поборется, посопротивляется, а она… как все бабы.

Андрей кинул на пригорюневшегося друга веселый взгляд.

— Не сомневайся, она сопротивлялась, как могла.

— Да? Не верю.

— Ну и зря. Можно сказать, я выиграл битву. Пришлось даже применить секретное оружие.

— Не льсти себе, оно уже давно не такое секретное.

Жданов захохотал.

— Я о другом, придурок!

Рома всерьез нахмурился.

— О чем?

Андрей таинственно понизил голос.

— Пришлось мне жену немножко пошантажировать. Так что, теперь мы с ней квиты.

Рома только растерянно моргнул.

— Ну, вы точно… Два сапога — пара.

Андрей согласно кивнул.

— Вот и я о том же.

Малиновский поерзал на стуле.

— И все равно мне кажется, что ты не очень хорошо подумал. Это ведь… брак, настоящий, Палыч.

— Я понимаю.

— С Катериной?

Жданов потер гладко выбритый подбородок, вроде бы задумался, а потом наклонился к Малиновскому через стол.

— Думаешь, я не понимаю, о чем ты мне говоришь? Я в эти дни столько всего передумал… Она ведь ушла, и это было правильно. Это было ожидаемо, и так должно было быть. Я все понимаю, вот только… Я в первый день пытался осознать то, что я свободен. Что могу делать, что хочу. Могу ни перед кем не отчитываться, а могу к Кире вернуться. Все могу. Вспомнить пытался, как это — жить без Катьки. А знаешь, что вспоминал, раз за разом? Как мы в деревню ездили. Этот пансионат из прошлого века, жару и отсутствие кондиционера в номере. Духота была немыслимая, день и ночь. И Катька в номере ходила в одной короткой сорочке, мы не вылезали из душа, и все было так глупо и ни чуть не романтично. А я те дни наблюдал за ней, вот такой простой, не собранной, не накрашенной, слушал ее голос, смех, и я знал, — понимаешь? — знал, что она самая лучшая женщина на свете. И мне ничего не нужно было, даже Москвы. Если бы она тогда сказала: давай останемся, я бы не раздумывая остался.

Рома, слушая его, подпер щеку ладонью, и смотрел уныло.

— Она тебя точно приворожила. По-другому я объяснить не могу.

Жданов оттолкнулся рукой от края стола и откатился на кресле немного назад.

— Да черт его знает, — с усмешкой проговорил он. — Но меня пока все устраивает.

— Вот это меня больше всего и беспокоит. Хотя бы для вида посопротивлялся.

— Пока Катька сопротивляется, у меня на свое сопротивление времени не остается.

— А Кира знает?

Андрей посерьезнел.

— Нет. Но ты можешь ей сообщить. К чему скрывать-то?

— Я сообщить?! — изумился Рома, и тут же поднялся. — Ну уж нет, мне достаточно одной сломанной руки. Разбирайся сам.

— А еще друг называется, — шутливо поддел его Жданов, но Рома уже поторопился прикрыть за собой дверь кабинета.