Две женщины и мужчина - Кей Хупер

Маленькое личико стало разочарованным и напряженным. Инстинкт подсказал Фейт, что дальше расспрашивать ее не следует, поэтому она попрощалась с девочкой и вышла.

— Я присмотрю за Кэти, — заверила ее Карен в вестибюле спустя несколько минут. — Возможно, ей просто нужно время. К тому же скоро ее мама вернется из больницы.

— Да, конечно. — Фейт дала ей номер телефона квартиры Кейна. — Позвоните, если… если понадобится моя помощь.

— Разумеется. Постарайтесь не волноваться.

«Это, — подумала Фейт, — куда легче сказать, чем сделать».

— Конечно, эти шакалы подкараулили его у выхода, — свирепо сказал Бишоп, глядя на экран телевизора.

Как и прежде, Кейну в лицо совали микрофоны и выкрикивали вопросы, но теперь он выглядел совершенно опустошенным и потерянным и словно не понимал, что происходит вокруг, пока один из репортеров не осведомился, что он почувствовал, узнав о зверском убийстве своей невесты.

Кейн устремил на репортера такой взгляд, что все остальные умолкли, и в наступившей тишине произнес с холодной решимостью:

— Вознаграждение в миллион долларов, предлагавшееся за информацию, которая могла бы помочь спасти Дайну, будет выплачено лицу или лицам, сообщившим сведения, которые приведут к ее убийцам.

— Теперь всему крышка, — проворчал Бишоп.

— Неужели Ричардсон не мог его остановить? — спросила Фейт.

— Очевидно, нет.

Детектив что-то шептал на ухо Кейну, но тот, не обращая на него внимания, повторил свое обещание, чеканя каждое слово. Только убедившись, что все репортеры зафиксировали его предложение в блокнотах или на диктофонах, он позволил Ричардсону усадить себя в машину.

Когда тележурналист начал скороговоркой перечислять жуткие факты находки тела Дайны, Бишоп приглушил звук и посмотрел на Фейт.

— Вот так, — с горечью сказал он.

— Что, по-вашему, произойдет теперь?

— Начнется свистопляска. Каждый репортер в городе будет пытаться раскрыть убийство Дайны, не говоря уже о частных детективах и сыщиках-любителях.

— Но, может быть, это к лучшему? — предположила Фейт. — Я имею в виду, когда столько людей…

— Это только замутит воду. И Ричардсон не шутил, предупреждая Кейна, что его могут обвинить в пренебрежении безопасностью людей, если кто-то будет ранен или убит, пытаясь заработать обещанное вознаграждение.

— Он не в состоянии сейчас ясно мыслить.

— Да, и потом об этом пожалеет. Но сейчас…

— Вред уже причинен?

— Боюсь, что да. Хуже всего, что это может побудить убийц Дайны к отчаянным действиям, на которые они иначе бы не решились, — с мрачным видом изрек Бишоп.

— Они могут начать охотиться за Кейном?

— Едва ли. Сейчас он слишком на виду. — Бишоп сделал многозначительную паузу и посмотрел прямо ей в глаза. — Но они могут заняться вами. После смерти Дайны вы стали ключом к разгадке тайны Фейт.

— Ключом, лишенным памяти.

— На их месте, — угрюмо заметил Ричардсон, — учитывая, что целый город пытается разгадать, кто я такой, и получить миллион за мою голову, я бы не стал рисковать, полагаясь на амнезию.

— Я бы тоже, — неохотно согласилась Фейт.

Фейт знала, что это время называют «колдовским часом». Три часа ночи, когда весь мир, казалось, замер и не слышно ничего, кроме биения собственного сердца.

Кроме, может быть, «Лунной сонаты».

Кейн играл так тихо, что это не разбудило бы Фейт, если бы она спала. Но она уже несколько часов лежала на кровати, глядя в потолок, а вскоре после полуночи он начал играть.

Тихие звуки проникали ей в самую душу, задевая за живое, вызывая ответную бурю чувств и заставляя еще острее осознавать свое одиночество.

Фейт думала, что Кейн позволяет нотам выражать его горе и тоску, которые он все еще не в состоянии проявить иным способом.

Кейн вернулся в квартиру таким замкнутым и отчужденным, что до него было невозможно достучаться, даже если бы она осмелилась на такую попытку.